Та, что правит балом - Татьяна Полякова Страница 2

— И кто у нас такой отважный? — подивилась я. Нашкормилец господин Долгих со своими дружками представлялся мне едва ли невсемогущим, и чужая глупость вызвала удивление с легким восторгом в придачу.

— Литвинов, председатель областного суда, —буркнул Ник. — Слышала о таком?

— Нет. Зачем мне?

— Если он заартачится, Долгих дело проиграет, а этоколоссальные убытки.

— Сочувствую.

— Хватит кривляться, — разозлился Ник, а явздохнула.

— Ты-то чего о чужом добре печешься? Нам что заразница, лишится он завода или нет?

— Дура, — покачал Ник головой и даже поморщился,демонстрируя печаль ввиду моей бестолковости. — Он не проиграет дело.Никогда. Он не может себе это позволить, иначе кое-кто сообразит, что время,когда он тут хозяйничал, подошло к концу.

Я перестала раскачиваться на стуле и теперь разглядываласвои ноги. Причина скверного настроения Ника стала понятна. Если все так, какон сказал. Долгих придется сломить чужое сопротивление. Надеюсь, он попытаетсярешить проблему миром. Подкупы, взятки и прочее здесь в большом ходу, насколькоя знаю. Но если дядя всерьез заартачится? Если он действительно решил, чтовремя таких, как Долгих, прошло, тогда.., тогда с ним будет кончено, подобноеДолгих тоже не раз проделывал. И тут уместно вспомнить замечание Ника о нашейшкуре. Моя его вряд ли особо интересует, но своей он, безусловно, дорожит.Предполагаемая мишень — лицо в городе далеко не последнее, следовательно,оставлять исполнителей в живых довольно глупо.

— Черт… — буркнула я.

— Вот-вот, — закивал Ник радостно, что, должнобыть, относилось к моей внезапной догадливости, иного повода для радости я невидела. — И окажемся мы в ненужном месте в самое неподходящее для этоговремя.

— Ты просто так языком болтаешь или…

— Я догадываюсь, — перебил меня Никязвительно. — Приказы, как известно, не обсуждают, их выполняют…

— Тогда какого черта ты нервничаешь? Если они что-торешат, мы…

— Если бы ты не была круглой дурой, твой Рахмановувидел бы в тебе девушку своей мечты, а не пушечное мясо. Ты вообще-топонимаешь, как тебе повезло, что он оказался в твоей постели?

— Если честно, особого счастья в этом не вижу, —ответила я.

Ник опять разозлился, но все-таки не удержался и хмыкнул.

— Сочувствую, однако, когда он устраивается у тебямежду ног, кое-какие мысли ты бы могла донести до его сознания.

— Какие, к примеру? — проявила я любопытство.

— Что мир без тебя будет сер и уныл.

— Он легко найдет замену.

— А вот это плохо, очень плохо, — покачал Никголовой. — Ты ничего не хочешь сделать для нашей долгой счастливой жизни.

— Я буду стараться изо всех сил, — очень серьезноответила я, ожидая, что он вновь выбьет из-под меня стул, но Ник лишь вздохнул.

— Боюсь, я зря трачу на тебя свое драгоценное время.

Он пошел к двери, и я отправилась следом, радуясь, что емуне пришла охота остаться на ночь. Впрочем, с тех пор, как Рахманов стал здесьчастым гостем, Ник особенно не наглел.

Закрыв за ним входную дверь, я привалилась к стене, рядом сплакатом Че Гевары. Он смотрел с улыбкой вдаль и, должно быть, видел тамсветлое будущее. Жаль, не мое. Я вздохнула и спросила:

— Что скажешь, команданте?

Команданте была по фигу наша крысиная возня, он не желалотвечать, я сползла по стене, подтянула колени к животу и задумалась.

В голову лезли разные мысли, и я торопилась поведать о нихЧе, потому что больше некому. Я то и дело обращалась к нему и перемежала своймонолог вопросом: «Что думаешь?» Это создавало иллюзию беседы и не позволялобесповоротно решить, что я давно и окончательно спятила.

Занималась я этим до тех пор, пока в дверь не позвонили. Яподнялась с пола с большой неохотой, решив, что Ник надумал вернуться. Напороге стоял Рахманов с одинокой розой в руке. Его попытки придать нашимотношениям романтический характер неизменно меня умиляли.

Собравшись с силами, я изобразила бурный восторг и повисла унего на шее. Он вошел в квартиру, радостно смеясь, захлопнул дверь ногой исообщил:

— Я соскучился.

Надеюсь, мое лицо сияло от счастья. Рахманов из тех людей,что твердо уверены: мир создан для того, чтобы они могли здесь гадить в своеудовольствие.

Глядя на этого красавца, я часто думала о том, что Господьбольшой шутник, раз решил явить миру подлеца в столь элегантной упаковке. Отсамого себя Рахманов пребывал в бесконечном восторге и часто баловал менясентенциями, почерпнутыми у Ницше, выдавая их за свои. Подозреваю, он всерьезсчитал себя сверхчеловеком. Иногда я задавалась вопросом, что было бы с ним, неродись он в обеспеченной семье партийного вождя областного разлива, который,чутко уловив тенденцию, вовремя переметнулся из коммунистов в бизнесмены,оттяпав в личную собственность изрядный кусок государственной. Это позволилоединственному и любимому чаду взирать на окружающих с легким презрением ипользоваться благами в непоколебимой уверенности, что сие дано ему по праву. Аесли бы, к примеру, нелегкая занесла его в другую семейку — с папашей-алкашом имамой-инвалидом, что тогда? Гадал бы, на что потратить последний червонец,штопал единственные носки и тянулся к знаниям? А по вечерам разгружал вагоныили торговал любовью по сходной цене? Интересно, мысль о сверхчеловеке и тогдабы посетила его или все, что наговорил чокнутый немец, показалось бы насмешкой?Впрочем, Рахманов устроился бы в любом случае. Обольстил бы богатую вдовушку, кпримеру. Такие, как он, всегда устраиваются.

Мы переместились ближе к дивану, я успела пристроить розу впустую бутылку, что позволило с двойным усердием изображать восторг. Расхожий кадриз фильмов о страстной любви: мы в обнимку на диване, он все еще в плаще иботинках, и я торопливо помогаю ему избавиться от лишних вещей. Прерывистоедыхание, вздохи, легкое постанывание… Говорят: хорошо притворяться — значитпочти любить. Мне это никогда не удавалось. Наверное, притворяюсь плохо. Хотя,судя по довольной физиономии Рахманова, этого не скажешь.