Закон негодяев - Чингиз Абдуллаев Страница 17

— Недавно в горах был застрелен чабан, — начал Джафаров, —мы проводили проверку и вдруг выяснилось, что его убили азербайджанцы. Но самоепоразительное, что они действовали вместе с армянами.

— А что здесь удивительного? — вдруг спросил Гумбатов.

— А вы не видите ничего удивительного? — в свою очередьизумился Джафаров.

— Я уже всему перестал удивляться, — просто ответилГумбатов, — простите, как вас зовут?

— Мирза…

— Да, уважаемый Мирза-муэллим, [2] я столько в жизни увидел,что совсем разучился удивляться. Теперь я верю во все, что угодно. Развекто-нибудь думал, что разрушится Советский Союз? Разве кто-нибудь могпредположить, что не будет коммунистов? Разве я мог увидеть даже в страшномсне, что мы будем воевать с армянами и весь мой колхоз будет беженцами насобственной земле? После этого я уже ничему не удивляюсь. Простите, я говорилслишком много.

— Нет, нет, ничего. Но вы же сами говорите, что этоневероятно — такая война, такая вражда и теперь вот эта банда.

— Никакой вражды нет, — возразил вдруг Гумбатов, — знаетекак мы жили до этого Горбачева, будь он проклят сто раз. В соседнем районесвадьбы играли. А как мы дружили. Ко мне из Мартуни приезжал председательколхоза Ашот Аветисян, привозил пятьдесят своих товарищей. И мы всех радушновстречали. А потом я отправлялся к нему и тоже брал пятьдесят своих друзей. Икак они нас встречали!

Будь проклята эта война. Мы жили с армянами, как братья.Сейчас об этом не любят вспоминать. Пусть меня разрежут на тысячу кусочков, ноя все равно скажу: мы жили дружно, как соседи, как друзья, — Гумбатовразгорячился, видно эта тема не давала ему покоя, была его неосознанной болью,волновала его, — кому нужна была эта война? Хотите, я вам скажу: толстосумамвсяким, проходимцам, мерзавцам, которые успели награбить денег и боялисьответственности. Говорят, армяне поднялись за свободу. Не правду говорят. Мыеще долго встречались по ночам, уже после начала этой истории. Они мнеговорили: нам ничего не нужно, как жили, так и хотим жить. Пусть нам дадутпросто спокойно жить. А вот не давали. И с той, и с другой стороны.

— У вас целая философия, — сказал Джафаров.

— А вы поезжайте со мной в лагерь, посмотрите, как мои людиживут, — окончательно расхрабрился Гумбатов, — в палатках, на земле, больные,раненые, дети, старики. Дети полгода в школу не ходили. Кому нужна была этавойна, я вас спрашиваю? Я же здесь всю жизнь живу — мне газеты не нужно читать,чтобы знать о Карабахской войне. Да, нам очень плохо. Столько убитых, столькопропавших, дома наши разрушены. А что, армянам очень хорошо? Они живут теперьна этих землях? Ничего подобного. Тоже не живут, уезжают, не хотят вечно навойне жить, понимают: мира здесь уже не будет.

— Не мы первые начали эту войну, — сухо заметил Джафаров. Онуже начал жалеть, что коснулся этой темы. Но Гумбатова не так легко былоостановить.

— Когда убили в Аскеране двух наших парней, я предложил:поедем в Степанакерт, договоримся по-хорошему. Не можем мы жить как кошка ссобакой, соседи ведь, столько тысяч лет живем рядом друг с другом. Но всесловно голову потеряли. Потом Сумгаит был. Я и тогда говорил и теперь — бандитне имеет национальности. Нужно было об этом сразу сказать. А потом началивыгонять азербайджанцев из Нагорного Карабаха и из Армении. Можно былоостановить все тогда, но поджигали, кричали о справедливости, людей на митингизвали. А кто войны хотел — засевшие в Степанакерте люди, которым нужно былоспасать свои миллионы. А потом к ним подключились сидевшие в Баку мерзавцы,сразу понявшие, что можно заработать на этой войне. Вы правда не знаете,сколько людей миллионерами стали во время этой войны? Неужели не знаете?

— Это к делу не относится, — Джафаров потерял терпение, —давайте говорить о нашем конкретном деле.

— Давайте, — снова потух Гумбатов, и вдруг произнес:

— я знаете, что недавно понял? Любая война, даже самаясправедливая, начинается негодяями, которые втравливают в нее свои народы.Вообще, любая война — это заговор негодяев против честных людей, это войнанегодяев против нас с вами. Вот, что я вам скажу.

Джафаров отвернулся. В душе он был согласен с Гумбатовым ипонимал его излишнюю горячность — беженцы действительно жили в нечеловеческихусловиях.

— Так могли оказаться в горах объединенные банды с обеихсторон? — уточнил Джафаров.

— Конечно, могли. И не обязательно банды. Иногда встречаютсяи порядочные люди, приходят на встречу, узнать о пропавших родственниках, найтитела погибших. Не вижу в этом ничего дурного. Но раз чабана убили, значит,бандиты были. В последнее время их много стало, пользуются несчастьем обоихнародов.

— Свидетель утверждает, что Курбан-киши узнал одного изармян, назвав его по имени — Армен. Вы не знаете, кто это может быть?

— Не знаю. Может, его знакомый. Это не мой чабан, поэтомувсех его знакомых я знать не могу.

— Среди убийц был и азербайджанец по имени Омар. Вы о такомтоже не слышали? Имя довольно редкое для этих мест.

— А как фамилия? У нас в колхозе были два Омара, и человекпятнадцать с фамилией Омаров.

— Нет, судя по всему, это его имя. Фамилию не знаю.Черноусый, все время улыбался. А рядом с ним был другой азербайджанец —маленького роста. Не ваши?

— Не может быть, — растерянно произнес Гумбатов, — Омаруехал в Баку, звонил нам оттуда.

— У вас есть такой Омар?

— Был похожий. Черноусый. Я его родителей знаю. Отец егораньше егерем был, все горы обошел со своей винтовкой. И сын собирался егеремстать.

— Он хорошо знал горы?

— Неплохо. Но он уехал в Баку, — снова повторил Гумбатов.

— Значит, вернулся, — тихо произнес Джафаров, — где можнонайти его фотографию?

— Не знаю. Родители его вряд ли семейный альбом захватили,когда бежали из своего дома. Тогда не до этого было.

— Скажите, Вагиф-муэллим, а чем занимался этот Омар?

— Работал в какой-то коммерческой фирме в Баку, я такслышал. Ничего определенного не знаю. Родители и сестра у нас в лагере живут.Очень хорошие люди.

— А второго вы назвать не можете? Не было у Омара друзеймаленького роста?

— Не помню, но кажется не было. А что, Омар сам убил этогочабана?

— Судя по всему, да. Он боялся, что старик их опознает.

— Какой позор. Несчастная мать Омара. А может, ошибка? — снадеждой спросил Гумбатов.