Тайная любовь княгини - Евгений Сухов Страница 14

— Князь, подсади свою государыню на коня, — нарочито строго повелела Глинская.

— Как прикажешь, Елена Васильевна. — Уловив ее игривый тон, конюший испугался не на шутку. — Эй, холопы, лестницу для великой княгини несите!

В традициях московских государей всходить на жеребца по лестнице и сурово поглядывать на склоненные спины холопов. Подниматься нужно было не спеша, полагалось на несколько секунд остановиться на каждой ступени, а потом торжественно перекинуть ногу через седло.

— Не надо лестницы, так поможешь взобраться, — неожиданно распорядилась государыня.

От такого пожелания Иван Федорович совсем ошалел.

— Государыня, так ведь…

— Или у тебя, боярин, рук нет, чтобы их под ногу великой княгине подставить? — строго оборвала конюшего Елена Васильевна.

— Не сочти за дерзость, матушка, — глухо отозвался Иван и сложил ладони в лодочку.

Елена Глинская ступила на руки конюшего, и они закачались, словно ладья в бурю. Иван Федорович охмелел от душистого запаха ее волос, а длинный подол платья, словно дразня, коснулся его разгоряченного лица.

Конь, почувствовав на спине государыню, присмирел. Вот она — достойная ноша, которую не стыдно пронести через всю Москву! И жеребец горделиво колыхнул густой, тяжелой гривой.

— Ворота распахнуть! — распорядилась государыня.

— Ворота распахнуть для Елены Васильевны! — сумел оторвать глаза Иван от ее лица. — Да поширше! Ни к чему это великой княгине через щель протискиваться.

И когда конюхи широко растворили трехстворчатые ставни ворот, государыня угостила коня по крупу двенадцатихвостой шелковой плетью, и тот, возбужденно хрипя, вырвался на свободу.

Третья встреча с великой княгиней состоялась в Архангельском соборе. Будто бы нечаянно коснулась рука Елены ладони конюшего, когда она проходила мимо, вслед за этим губы ее озарила лукавая улыбка.

Не только для бояр, но и для всех московитов было ясно: государь бесплоден, и тысячи свечей, что ставились во всех церквах и соборах в надежде на чудесное зачатие, полыхали напрасно. И в конюшего закралась грешная мысль: уже не решилась ли великая княгиня разрешить свое бесплодие с помощью молодого удальца?

Непоправимое случилось в тот день, когда Иван Федорович остался дежурить подле спальных покоев государя. Князь приготовился уже к долгому и скучному сидению в сенях и обругал себя за то, что не захватил с собой посох, с помощью которого удобно поучать уснувших в карауле холопов и не слишком расторопных слуг, когда дверь неожиданно распахнулась и на пороге предстала Елена.

Конюшему полагалось склонить голову пониже и просить прощения у государыни, что посмел он нечаянно узреть ее пречистое лицо, но глаза, вопреки рассудку и воле, были нацелены прямо в ее голую шею. Князь подумал, как, должно быть, выгнется ее шея от страстного поцелуя. Возможно, она будет напоминать лебединую, когда благородная птица, набрав разбег, стремится оторваться от поверхности воды.

Иван Федорович даже не сразу сообразил, что Елена стояла простоволосая и почти неприкрытая, что наготу великой княгини скрывает лишь сорочка, через которую можно было отчетливо различить высокую, волнующую грудь.

— Что же ты своей государыне поклон-то не отдаешь? — с легкой улыбкой укорила Елена Васильевна холопа.

— Прости, государыня, бес меня попутал. — Князь опустил глаза, а потом неистово, как это делает юродивый, чтобы замолить тяжкий грех, отложил зараз двадцать поклонов.

— Поднимись, Иван Федорович. Или ты своих глаз от моих ног оторвать не можешь?

Князь Иван разогнулся.

— Чего прикажешь, государыня?

— Что же можно такому молодцу приказать? — игриво ответствовала великая княгиня. — Пожалуй, только одно — проходи в горницу, князь.

Помешкал малость Овчина, а потом перекрестился украдкой и зашагал вслед за государыней.

— А Василий Иванович-то чего? — прошептал он чуть слышно, понимая, впрочем, что не устрашит уже его даже грозный государев оклик.

Постельная комната — святое место, куда дозволения вступать имеет только постельничий. Даже дежурный боярин не мог нарушать этого заповедного правила и никогда не проходил дальше сеней. Это было гнездо всего государства, где великие князья миловались со своими женами и плодили потомство.

И тут Иван Федорович увидел постелю государеву. Она была спрятана под высоким светло-зеленым балдахином и, если бы не меховой бархат, напоминала бы походный шатер.

— Я Василию Ивановичу зелья снотворного подсыпала, — призналась государыня, — теперь он до обедни не пробудится. За мной иди, Ваня. Иль боишься? — Ее брови встрепенулись как бы от удивления. — Не думала я, что отважный воевода таким робким может быть.

Воистину ни перед какой сечей Иван так не волновался. Каждый шаг походил на движение по татарской степи — не успеешь увернуться, как голова скатится на землю. А Елена уводила конюшего все далее.

— Чего же ты робеешь, витязь? — всерьез укорила князя государыня. — Иль голую бабу никогда не видел? Иль, может, немощен, как мой разлюбезный муженек? Ежели так, молодец, вот тебе порог!

Иван почувствовал, что княгиня сердится.

— Прости меня, господи, — он попытался отыскать глазами Поклонный крест.

— Не ищи креста, — улыбнулась Елена Васильевна. — Там, где грех, их не бывает, они все в комнате государя остались. Обними меня, молодец, ну, смелее!

Иван Федорович, однако, даже не шевельнулся, стоял, словно пораженный колдовским наговором, и тогда великая княгиня сама страстно прильнула к его груди.

Овчина ушел незаметно, как и пришел. Ничто не изменилось ни назавтра, ни через день. Три часа, проведенные наедине с Еленой, не помешали конюшему смотреть Василию Ивановичу в лицо и называть его великим государем.

Елена Васильевна тоже не стала другой.

Во время ее шествия по дворцу стража так громко извещала об этом, что встречающиеся на пути бояре проворно прятались по комнатам. А когда Овчина-Оболенский сделал вид, что не успел укрыться, и осмелился взглянуть на государыню, то Елена обдала его таким холодом, что он тут же бросился отбивать многие поклоны.

Однако Иван никогда не упускал случая повидаться с великой княгиней. Он старался бывать там, где обычно появляется государыня: на выездах по святым местам, на молениях, прогулках по городу. Но Елена Васильевна при встречах с ним неизменно оставалась холодной, напоминая ледяного идола, каких частенько выстраивают на Масленицу баловники-отроки.

Да была ли вообще та июльская ночь, стало западать в голову князю, когда государыня вдруг оказалась к его телу куда ближе, чем собственная рубаха?

Но однажды двор его посетила незваная гостья. То, что это была великая княгиня, он понял лишь после того, как Елена потянула за конец платка и открыла свое прекрасное лицо.