На стороне бога - Чингиз Абдуллаев Страница 13

— У меня контузия с войны, — мрачно пояснил Алтынбай, — ипоэтому я засыпаю сразу, как только ложусь. Все время сильно болит голова. Выже видите шрам на моем черепе.

— Я не хотел вас обидеть, — ответил Мамука, — простоспросил.

— Вы тоже поднимались наверх, — вдруг напомнил Олег Шарайсамому Мамуке.

— Верно, — согласился Мамука, — но я поднимался, чтобы датьвиски нашему раненому повару. Подождите… — вдруг сказал он. — А если убийца —наш повар? Иногда так бывает. Все думают, что он подвернул ногу и у него естьабсолютное алиби, так, кажется, это называется? А он, пользуясь тем, что мы нанего и не подумаем, выжидает и, когда видит, что актриса осталась одна, входитк ней в комнату и делает свое дело. Может, он сумел подняться и задушилнесчастную женщину даже в своей комнате, а потом перенес ее в другую…

— Только при этом вспомните, сколько лекарств дала ему вашасупруга, и про виски, которое он пил. Кажется, это было ваше предложение? —добродушно уточнил Дронго. — Я не думаю, что несчастный повар мог подняться спостели, задушить женщину, а потом снова заснуть.

— Тогда это был убийца, который залез через окно, —решительно произнес Мамука.

Внезапно моргнул свет, словно ветер задел где-то провода,вызвав внезапное колебание.

— Только этого не хватало, — громко сказал Усманов. — Еслиостанемся без света, вообще будет тяжело.

— Здесь должен быть движок, автономный свет. Нужнопроверить, — предложил Алтынбай. — Иначе, если погаснет свет, мы ничего несумеем сделать.

Вместо того чтобы ждать, лучше попытаться найти движок.

— Верно, — согласился Усманов. — Олег, помоги Алтынбаю. А мыпоищем в доме свечи, вдруг действительно свет погаснет. И посмотрите наконец накухне, готов ли чай. В такую погоду нельзя сидеть без чая.

— Может быть, что-нибудь более крепкое? — предложилПогорельский. — Чаем мы не согреемся.

Усманов удивленно взглянул на Погорельского и покачалголовой.

— Я верующий человек, — мягко сказал он, — и поэтомуспиртное не употребляю. Извините, но мне больше нравится чай.

— Каждому свое, — пожал плечами Погорельский, — а я пойдувыпью. В такую ночь лучше напиться до чертиков. Иначе можно сойти с ума.

Нуралиев поднялся и вышел вместе с Олегом Шараем.Погорельский, напротив, остался сидеть в кресле, очевидно ожидая Усманова.Усманов прошел в бильярдную, куда отправился Мамука. В бильярдной горел камин ибыло достаточно тепло. Свет моргнул еще раз, на этот раз более ощутимо.

— Кажется, скоро мы останемся без электричества, — невеселозаметил Отари. — Можно мне пойти наверх и забрать свою картину? — спросил он,обращаясь к Дронго.

— Почему вы спрашиваете меня? — ответил вопросом на вопросДронго. — Конечно, идите и соберите свои вещи. Боюсь, что мы действительноостанемся без света при таком ветре.

Отари пошел наверх, когда Дронго встал и вместе сВейдеманисом подошел к окну. Было уже совсем темно, но разгулявшаяся непогода,казалось, собиралась буйствовать всю ночь.

— Что ты думаешь делать? — спросил Вейдеманис.

— Не знаю, — признался Дронго. — Боюсь, что из-за дождя мыеще не скоро дождемся помощи.

— Ты веришь в неизвестного убийцу?

— А ты как думаешь? — спросил Дронго, не поворачивая головы.

— Зачем ты разыграл этот спектакль с режиссером? Ты ведьпрекрасно понимаешь, что никто всерьез тебя не обвиняет.

— Мне важна была их реакция, — признался Дронго. — Оченьважно, что именно они скажут или подумают. Впрочем, я почти убежден, что убийцаодин из них. Просто нужно немного времени, чтобы разобраться с этим. Мненеобходимо поговорить с Буяновым. Ты постарайся отвлечь внимание Погорельского,а я поднимусь наверх.

— Он, по-моему, не прочь выпить, а мне после операциинельзя, — напомнил Вейдеманис.

— Пей минеральную воду, — пошутил Дронго, направляясь клестнице.

Сверху спускались Людмила и Буянов, которые несли подносы состаканами чая.

— Я не буду пить чай, — громко заявил Погорельский.

Отари, поднявшись с места, взял у жены поднос.

— Сергей, — позвал Дронго актера, — можно вас на минуту?

Буянов удивленно оглянулся, но поставил свой поднос настолик и подошел к Дронго.

— Я хочу с вами поговорить, — тихо заявил эксперт. — Давайтеотойдем к окну. Мне нужно задать вам несколько вопросов.

— Думаете, что я ее убил? — спросил Буянов.

— Нет, не думаю. Но у меня есть несколько вопросов. Выможете со мной поговорить?

— Конечно, могу. — Буянов отошел к окну вместе с Дронго.

— Сегодня утром я случайно слышал ваш разговор, — сообщилДронго. — Вы стояли над обрывом, где я сидел, и я услышал, как вы жаловались насвоего режиссера.

— Подслушивать некрасиво, — чуть покраснел Буянов.

— Это получилось случайно, — пояснил Дронго. — Выдействительно не ладите со своим режиссером?

— С ним в последнее время трудно ладить, — ответил Буянов. —Он, кажется, сам не знает, чего хочет. И у него все чаще бывают «творческиепростои».

— В смысле запои?

— Вот именно. Он раньше такого себе не позволял. Кажется,поэтому он и снимает гораздо хуже, чем прежде.

— Разговаривая со своими подругами, вы сказали, что онобязан помнить о том, что пережила Катя. Вы можете мне сказать, что онапережила? Почему вы так выразились?

— У нее были неприятности, — хмуро пояснил Буянов, — семьлет назад.

Она тогда жила в Ташкенте, и Погорельский впервые пригласилее на съемки своего фильма. Вы его, наверное, видели. «Хищники» назывался.Очень известный был фильм.

— Может быть, — вежливо согласился Дронго. — Что тампроизошло?

— Не знаю. Они были на съемках в горах, и там случиласьнеприятная история. Двое сотрудников съемочной группы погибли на глазах у Кати.Кажется, их убили. У нее был нервный срыв, она попала в больницу, а через годпереехала из Средней Азии в Москву.

— Так вот почему у нее миндалевидные глаза. Очевидно, мать унее была узбечка? — Нет, — невесело улыбнулся Сергей. — Отец у нее былукраинец, а мать — казашка. Они познакомились на целине, еще в началешестидесятых. У Кати с братом восемь лет разницы.

— Вы ее любили? Извините, что я вас спрашиваю, но мне нужноэто знать.

— Она мне нравилась, — дрогнувшим голосом ответил Буянов. —Очень нравилась, — добавил он мгновение спустя.