Лицо неприкосновенное - Владимир Войнович Страница 40

– Не бойся, Анна, это я, Гладышев.

Нюра удивилась, приоткрыла дверь снова.

– Чего это ты сидишь тут?

– Да так, – неопределенно ответил Гладышев. – Твой еще непроснулся?

– Куды там, – засмеялась Нюра, – спит как сурок. А чего?

– Дела есть. – Гладышев уклонился от прямого ответа.

– Может, разбудить? – Нюра уважала соседа как ученогочеловека и считала, что он по зряшному делу беспокоить не станет.

– Да нет, не стоит.

– А чего ж не стоит? Я разбужу. Пущай встает. А то как ночь,так на войну рвется, а как утро, так не добудишься.

Гладышев особо не возражал, потому что соображение, котороехотел он сообщить своему другу, хотя и не носило важного характера, однако былотаким, которое трудно держать при себе.

Через минуту на крыльцо вышел Чонкин в одних кальсонах.

– Звал, что ли? – спросил он, почесываясь и зевая.

Гладышев медлил. Он подождал, пока Нюра возьмет ведра иотойдет на приличное расстояние, и только после этого, смущаясь, что поднялчеловека из-за такой малости, неуверенно заговорил:

– Вот ты вчерась насчет лошади спрашивал.

– Насчет какой лошади? – не понял Иван.

– Ну вообще, почему, мол, она человеком не стала.

– А-а… – Иван вспомнил, что в самом деле вчера был какой-тотакой разговор.

– Так вот, – с гордостью сообщил Гладышев. – Я понял, почемулошадь не становится человеком. Она не становится человеком, потому что у нейпальцев нет.

– Эка, удивил, – сказал Чонкин. – Это я с малых лет знаю,что у лошади нет пальцев.

– Да я тебе не о том. Я говорю не то, что у ней нет пальцев,а то, что она не становится человеком, потому что у нее нет пальцев.

– А я тебе говорю – это всем известно, что у лошади нетпальцев.

Тут они заспорили, как часто люди спорят между собой,доказывая один одно, а другой другое, не пытаясь понять собеседника, и чутьбыло даже не разругались, но на крыльцо своей избы вышла в нижнем бельеАфродита и позвала мужа завтракать. Не доспорив, Кузьма Матвеевич пошел домой.На столе стояла шипящая, еще только с жару, яичница с салом. Гладышев придвинулк себе сковородку, сел на лавку и тут же почувствовал под задом что-то не точтобы острое, но твердое и неровное. Он вскочил и обернулся. На лавке лежалалошадиная подкова.

– Что это? – строго спросил он, показывая подкову жене.

– А откуда мне знать? – Она пожала плечами. – Вон у порогавалялась. Я сперва хотела выбросить, а потом подумала, может, нужна…

Договорить ей не удалось. Гладышев схватил подкову, выскочилиз-за стола и, как был в расхристанной рубашке, кинулся вон из дома.

Еще издалека заметил он возле конюшни скопление народа,здесь в числе прочих были председатель Голубев, парторг Килин, оба бригадира иконюх Егор Мякишев.

– Что это тут происходит? – поинтересовался Гладышев.

– Лошадь убегла, – пояснил Мякишев.

– Какая лошадь? – похолодел в догадке Гладышев.

– Осоавиахим. – Конюх досадливо сплюнул. – Мы тут наметили,каких лошадей в армию сдавать, и его тоже, а он ночью сломал загородку и ушел.А может, цыгане украли.

– Может быть, – поспешил согласиться Гладышев.