Остров Русь 2, или Принцесса Леокады - Станислав Буркин Страница 11

— Вы случайно в кино не снимались? — спросилон. — У него еще название какое-то дурацкое — «Кин-Дзадзирис», чтоли…

— Нет, — заявил Стас. — Мы в такой лаже неснимаемся. — И вдруг с наездом добавил: — Лучше вы самипризнавайтесь: кто вы-то такой?

— Я-то? Я — Вениамин Перескоков, —представился старый хлыщ. — Не путайте с Перископовым… — добавил онзачем-то. — А почему вы спросили? Вы же знаете, к кому пришли. Это ведь вывчера звонили. Вам Леокадия нужна, так? — В кресле он сидел в тапочках набосу ногу, и в глаза мне бросились покрытые ороговевшими мозолями пятки,которыми он нервно постукивал по полу. — Зачем тогда спрашиваете? —повторил он.

— Это он в том смысле, что вы не обычныйчеловек, — пояснил я. — Вот и спрашивает, кто вы…

— Чем это я необычный? — спросил продюсер,приосанившись.

— Обычные люди теперь кокаин не нюхают, — поясниля.

— О-о! Как обидно ощущать себя обычнымчеловеком, — простонал тот и поскреб смуглую шершавую щеку, показывая вкривой усмешке зубы. — Черт бы его побрал, этот проклятый сахар!

Он резко склонился над стеклянной поверхностью и черезсвернутую в трубочку стодолларовую купюру втянул в ноздрю очередную дорожкубелого порошка.

— Вы хотите сказать, что это не кокаин? — изумилсяя.

— Да какой там, к дьяволу, кокаин! — визгливовыкрикнул продюсер. — Сахарная пудра это, будь она проклята!

— А зачем же вы ее нюхаете? — поразился Стас.

— Так охота же! — объяснил Перескоков. —Привык я! Хоть что-то понюхать! А-а-апчхи! А когда делаешь вид, что торкает, иправда что-то такое чувствуешь…

Уф-ф… Камень с плеч! Значит, все-таки добренький.

— Вот у нас к вам какое дело… — снова попытался яперейти к цели нашего визита, и снова Перескоков перебил меня.

— Знаю я ваше дело! — рявкнул он почтивесело. — А давайте-ка лучше телевизор посмотрим, а?! — Он вытащилиз-под себя пульт и нажатием кнопки превратил примерно четверть зеркальнойстены в экран. Нервно попереключав каналы, он остановился на MTV, где, конечноже, отплясывала его Леокадия — в джинсовых шортиках и с электрогитарой вруках, и увеличил громкость.

Я сразу раскусил, к чему он клонит. Эта сволочь хотела,чтобы мы подобрели!

— Стас, ты понял?! — посмотрел я на брата.

— Понял, Костя, понял, — отозвался тотсурово. — И знаешь что? Кто к нам с мечом пойдет… Давай-ка не будем уэтого гада ни о чем просить. Давай, как в Америке. Поищи-ка тут утюжоккакой-нибудь или плойку. Или еще что-нибудь подходящее… А я его пока посторожу.

Перескоков растерянно поглядывал то на меня, то на Стаса.

— Сделайте музыку погромче, — сказал я, —чтобы криков слышно не было.

— Тут полная звукоизоляция, — машинальнопохвастался продюсер, а потом беспокойно спросил: — А зачем вы хотитекричать?

— Это не мы будем кричать, а вы, — пояснилСтас. — Наверное. Да точно…

— Зачем мне кричать? — ненатурально удивилсяпродюсер. — Если вам самим хочется, то мне не жалко, кричите сколькоугодно. А мне незачем.

— Вот и чудненько, — улыбнулся я продюсеру, аСтасу сказал: — Смотри за ним лучше.

Смежных помещений было несколько — кухня, туалет,ванная, гримерная, спальня… Я перевернул их все, но ничего подходящего ненашел. Разве что миксер? Когда я вернулся, с деловитостью инквизитора закрепляяна агрегате самую страшную насадку, Перескоков наивным голосом обратился комне:

— Странно, что вам не нравится Леокадия. — Онвыключил звук телевизора. — Превосходный, по-моему, проект.

Я молча воткнул миксер в розетку. Неотрывно глядя на него,Перескоков вдруг выкрикнул фальцетом:

— А вам она, собственно, по какому делу?!

Я дважды нажал на кнопочку, отчего кухонный прибор издалдействительно угрожающий звук. Как бензопила, только какая-то портативная иоттого еще более жуткая.

— Пожалуйста, не надо, — вновь кардинально сменилинтонацию продюсер. — Право же, не стоит. Если я в чем-то и виноват, то яисправлюсь. Честное слово, исправлюсь.

— Где Леокадия, сволочь? — спросил Стас, а я ещераз поддал газку: «Вж-ж-ж! Вж-ж-ж!!!», а затем отпустил кнопку.

Воцарилась тишина. Перескоков запахнулся, нахохлился, ставпохожим на воробья, и так, как если бы он спешил в туалет, а кто-то не вовремязадал ему сложный метафизический вопрос, нервно выпалил:

— Не знаю! Не помню!

Тогда я снова нажал на кнопку и, уже не отпуская, медленнодвинулся на продюсера. Перескоков с воплем соскочил с кресла и упал на диван,закрыв руками голову. Ну не мог же я по правде месить человека миксером. Япостоял над ним минуту, потом отпустил кнопку и тихо сказал:

— Вспомнил?

— Да, — ответил он глухо.

Ну, слава богу.

Не веря своей удаче, я приказал:

— Вставай и рассказывай.

Он резко сел и, приняв прежнюю зажатую позу, тяжело вздохнулс видом человека, готового признаваться во всех грехах.

— А можно, я закурю? — попросил он.

— Курение вредит здоровью, — заметил Стас.

— Вы правы, правы, молодой человек. Да, конечно, выправы, — согласился Перескоков. — Я бы и сам не смог.

— Веня, — сказал я дружелюбно, — хватит ужеюлить. Если вы не расскажете нам то, что мы спрашиваем, вполне возможно, черезминуту вы умрете. И, кстати, в муках.

Его взгляд скользнул по миксеру и ушел страдать куда-то внеопределенность.

— Так как нам найти Леокадию? — медленно, какгипнотизер, повторил я. — И кто за ней стоит?

И тут он заплакал. Навзрыд, одновременно с этим чихая:

— А-а-апчхи! Честное слово! Честное слово! А-а-апчхи!..

Мне стало его по-настоящему жалко. Быстрее бы он, что ли,раскололся, да и шел бы с миром.

— Сосредоточьтесь, — сказал я голосом доброгонаставника. — Ну же. Сосредоточьтесь на Леокадии, певичке, которую выведете.

— А вот и неправда! — всхлипнул он. — Чушь выпорете! Вовсе я ее не веду. Я ее и в глаза не видел, только, как и все, мечтаюоб этом! То, что я наплел Хемингуэеву и остальным, то да, наверное, это былонехорошо, зато сильно подняло мой рейтинг. И все-таки это ведь не повод длятого, чтобы убивать человека, правда?

Я еще не совсем поверил ему.

— Ну а если не вы, тогда кто же? — спросил я так,как если бы пожурил за какую-то глупость.

— Не знаю. Клянусь мамой, не знаю! Я целое состояниепотратил, чтобы узнать, но так ничего и не узнал. Тогда я и решил говорить, чтоэто я. Все равно никто этого опровергнуть не сможет.