Чего не прощает ракетчик - Максим Михайлов Страница 36

— На что? — не сразу понял Севастьянов.

— Как на что? Разделить со мной свое ложе конечно!

— Тьфу на тебя, развратница, я же в фигуральном смысле! Просто такой оборот, речевая красивость!

— Вот и всегда так с вами, мужиками! Поете красиво, а как до дела доходит, сразу в кусты, мол я не я и кобыла не моя, — с притворным разочарованием в голосе протянула Марина, а в глазах так и плясали шальные бесенята.

— Ну какая же Вы кобыла? — оскалился, принимая игру, Севастьянов. — Очень даже симпатичная маленькая лошадка. Необъезженная и норовистая…

— Это у меня маска, — перегнувшись к нему через столик доверительно сообщила Марина. — А на самом деле я белая, пушистая и очень-очень романтичная.

— Кстати, — посерьезнел Севастьянов. — Как мне тебя называть?

— Не поняла, — девушка слегка прикусила нижнюю губку, так изящно, что Севастьянов аж залюбовался, и озадаченно посмотрела на него.

— Обычно, — терпеливо объяснил офицер. — Муж как-то обращается к своей жене, как-то уменьшительно ласкательно. Поэтому я не могу звать тебя просто Марина, это будет неестественно. Как ты сокращаешься? Маришка, Марьянка, Мариночка?

— Только не Маришка, пожалуйста, — фээсбэшница непроизвольно дернула плечиком, состроив брезгливую гримасу. — Маришки на базарах семечками торгуют.

— Ну так как?

— Может быть, Мари, — нерешительно предложила она.

— Мари, — повторил он пробуя имя на вкус. — Мари… неплохо, скромненько и с намеком на куртуазную Францию. Звучит непривычно, правда…

— Ничего, привыкнешь, — жестко с внезапно звякнувшим в голосе металлом отрезала она, растянув углы ставших вдруг необычайно тонкими губ в принужденной улыбке.

Причем в глазах эта улыбка не отразилась никак, наоборот они вдруг словно подернулись тоненькой пленкой льда, став матово непрозрачными, неживыми… Севастьянов, от этой внезапной метаморфозы подавился уже крутившейся на языке остротой, а внутренний голос уверенно повторил в его мозгу: "Это враг! Забыл? Враг! Не расслабляйся, иначе пикнуть не успеешь, как она тебя сожрет!". Впрочем наваждение длилось не долго, льдистая корка дала трещину и стремительно растаяла, выпуская наружу прежнее дружелюбно-лукавое выражение.

— Мне всегда хотелось немножко побыть француженкой, — капризно протянула Марина. — Неужели тебе трудно доставить мне удовольствие. Это ведь так романтично, только вслушайся — Мари!

— Мсье, же не манж па сис жур, — буркнул в ответ еще не пришедший в себя Севастьянов.

— Тогда тебе повезло, несут твой заказ! — сверкнула белозубой улыбкой новоявленная француженка.

Вот так вот, не больше, не меньше, девочка из ФСБ оказывается не просто читала Ильфа и Петрова, но еще и запомнила бессмертную фразу Кисы Воробьянинова. Севастьянов все-таки был далек от мысли, что его спутница изучала французский в надежде иммигрировать в страну своей мечты. Так что запишем, уровень общей культуры объекта изучения, неожиданно оказался заметно выше, чем у большинства представительниц женского пола. Севастьянову нравились умные эрудированные женщины, вот только попадались такие в последнее время что-то чрезвычайно редко и, как правило, оказывались представительницами старшего поколения. Увы, но молодежь в данном аспекте его стабильно разочаровывала. Пустоголовые девицы модельной внешности отлично разбирались в сотовых телефонах, успевая оставаться в курсе всех современных наворотов, в бесчисленных видах и сортах дорогих иномарок, безошибочно отличали коллекционную одежду ведущих модельеров, но вот элементарно поддержать светскую беседу были напрочь неспособны, на первых же репликах скатываясь обратно в привычный мещанский мирок. Да и самого Севастьянова они изначально придирчиво осматривали опытным глазом базарных торговцев, с математической точностью вычисляя уровень его благосостояния. Видно от этой вот тотальной меркантильности и не женился до сих пор бравый подполковник, старомоден был слишком, обидным казалось ему подобное отношение. Невозможного хотел, чтобы нашлась все же такая, что полюбила бы его светлого и чистого. Именно его, а не деньги и кредитки в бумажнике. Но такая выбивающаяся из общей массы особь женского пола упорно не находилась, да и не искал ее Севастьянов специально, полагая, что все в этом мире дело случая.

"Ага, вот он случай и представился. Да еще как, — мрачно подумал он про себя оглядывая невозмутимо строящую ему глазки Марину. — Не думал, не гадал, и на тебе, оказался женат на вообще неизвестном толком человеке. Причем, к попу не ходи, до уровня этой прожженной стервы, тем простодушным кобылкам, что ищут халявных денежных знаков по местным кабакам еще расти и расти. Да, Севастьянов, все у тебя, брат, через задницу выходит, все не как у людей…"

— Вы кушайте, Виктор Сергеевич, кушайте… А то сейчас во мне дырку своим пристальным взглядом прожжете, — по своему оценила его внезапную отрешенность Марина. — Мне, как женщине, конечно, лестно такое внимание, но уж больно оно прямолинейное, что ли…

Севастьянов хмыкнул и, решив не вступать с фээсбэшницей в ненужную пикировку, приступил к дымящемуся перед ним на тарелке лангету. Готовили в «Венеции» отменно, впрочем, так всегда бывало во вновь открывшихся заведениях, где персонал еще не успел скурвиться и начать основательно разворовывать выделяемые продукты. Севастьянов как никто другой мог судить об этом, он вполне справедливо числил себя знатоком местных ресторанов и кафе. Не обремененный семьей подполковник частенько питался в многочисленных питейных заведениях, изрядно удивляя официанток тем, что приходил именно поесть, а не выпить, как большинство клиентов.

Марина наблюдала за ним из-под кокетливо опущенных вниз ресниц, неспешно потягивая из бокала вино. Неверные блики рассеянного света преломлялись в хрустале, и напиток то и дело вспыхивал рубиновыми искрами.

— Мне нравится, как Вы едите, — неожиданно произнесла она чуть хрипловатым, грудным голосом. — Быстро, но аккуратно и как-то очень основательно, по-мужски…

Севастьянов оторвался от сочного куска лангета, глянул на нее удивленно, не зная, как реагировать на такое заявление. В полумраке зала ее глаза сверкали манящими таинственными звездами, где-то там глубоко плясали веселые насмешливые искры. Вообще полумрак очень красил ее, сглаживались слишком резкие, острые линии лица, пропадали едва заметные морщинки, первые предвестники неизбежной старости, становились более округлыми, мягкими очертания губ. Пожалуй, она была даже красива сейчас, причем не той недоступной и холодной красотой инопланетянок, которой отличаются фланирующие по подиумам манекенщицы, или девушки с обложек глянцевых журналов, а обычной земной, настоящей женской красой, живой и манящей, той, которой хочется обладать. Она рассмеялась, наблюдая за ним, и скорее всего, как в открытой книге читая все неизбежно отражающиеся на его лице мысли.

— Что Вас так развеселило? — недовольно спросил Севастьянов, с усилием изгоняя из взгляда излишнюю сейчас расслабленную мечтательность.

— Вы такой смешной… Ну не надо, не выпускайте иголки, как ежик! Никто на Вас не нападает, — она улыбнулась какой-то пришедшей в голову мысли и кокетливо взмахнув ресницами неожиданно предложила: — Может быть, пригласите даму на танец? Ну же, будьте смелей!