Столетняя война - Жан Фавье Страница 28

Но, не желая брать на себя обязательств, Якоб ван Артевельде рисковал оказаться в изоляции. Время нейтралитетов прошло, и Фландрии оставалось лишь повернуть в сторону Англии, иначе пришлось бы пожертвовать своей экономикой. Эдуард III был в Антверпене. Артевельде направился туда.

Это англо-фламандское соглашение, заключенное 3 декабря 1339 г. и дополненное в январе следующего года, по сути было шарлатанской сделкой. Фламандцы признавали Эдуарда королем Франции и обещали ему вооруженную помощь: но трудно представить ремесленников из Брюгге или Гента, выступающих на завоевание королевства. Взамен англичанин соглашался перенести из Антверпена в Брюгге «этап» шерсти — что значило не посчитаться с реакцией брабантцев — и обещал Фландрии вернуть, как только он вступит во владение своим Французским королевством, три фламандских шателении Лилль, Дуэ и Орши, некогда переданные Филиппу Красивому по договору 1305 г. в качестве компенсации за нанесенный ущерб. Отнюдь не лишенный великодушия, король Англии предлагал также финансировать оборону фламандских городов и при надобности способствовать ей людьми и кораблями. Надо ясно представлять себе, что ни у одной из сторон тогда не было средств, чтобы сдержать эти обещания.

Чтобы еще больше уменьшить значимость этой мошеннической сделки, граф Фландрский поспешил сообщить, что отказывается поддержать договор. В этом не было ничего удивительного, если вспомнить, что теперь он жил при французском дворе. Но король Англии, который вполне мог поставить под сомнение корону Валуа, не мог никоим образом отрицать законные права графа Фландрского. Эдуард был сувереном и в то же время сюзереном; он знал, что Артевельде, его партнер по переговорам, пришел к власти в результате мятежа. И никакой король не мог, без большого риска для себя самого, надолго вступать в союз с теми, кто подрывает установленный порядок.

Пока что Эдуард III видел себя уже на пути к миропомазанию. В свою игру он вовлек все северные княжества, и один из крупных французских фьефов уже признал его королем. Его не смущало, что договор подписал не граф Фландрский, и не останавливал тот факт, что признание сюзерена арьервассалами считалось более чем незаконным согласно феодальному праву. К тому же фламандцы не преступали предыдущих клятв; они по-прежнему хранили верность королю Франции — но другому королю Франции, а не тому, который царствует в Париже.

Теперь Плантагенет действовал очень быстро. Он принял титул короля Франции и Англии. Он изменил свой герб, разделив его на четыре четверти, в двух из которых были французские лилии, а в двух — три английских леопарда. Наконец, 6 февраля 1340 г. он созвал ко двору в Генте всех вассалов Франции.

За исключением фламандцев, он оказался там в одиночестве. Невелика важность: вступив в Гент 26 января, он принял там 6 февраля оммаж от нескольких фламандских баронов и клятву верности от уполномоченных всех фламандских городов. Заняв место среди уполномоченных, Якоб ван Артевельде вернулся к прежнему положению. Сын Изабеллы Французской мог на мгновение поверить, что царствует над королевством своего деда Филиппа Красивого. Он заказал новую королевскую печать с надписью «Эдуард, милостью Божьей король Франции и Англии, государь Ирландии».

Он слишком спешил. Фламандцы вели себя настороженно в отношении новой власти. Они не слишком обрадовались, узнав, что Эдуард III пообещал прислать к ним английских священников на случай, если Бенедикт XII наложит на них, как на отступников от клятвы верности Валуа, интердикт. Не доверяли они и английскому казначейству, попросив предъявить стерлинги. Эдуард был вынужден вернуться в Англию, чтобы просить субсидию, причем итальянские банкиры заставили себя упрашивать, а общины жестко торговались.

Тем временем жители Гента взяли заложников, сделав вид, что просто задерживают гостей. На этот счет никто не обманывался: королева Филиппа, в тот момент беременная, и ее дети просто-напросто гарантировали Артевельде и его друзьям, что Эдуард их не забудет.

Узнав, что из Англии вот-вот прибудут подкрепления, Филипп VI спешно направил свой флот в Северное море. В портах Верхней Нормандии и Пикардии с мая 1340 г. сосредоточилось около двухсот кораблей, готовых взять курс на пролив.

Слёйс

Военная эскадра в 1340 г. еще представляла собой группу судов, не слишком соответствовавших единому типу; несколько тысяч тюков с шерстью превращали такое судно в торговое, а сотня вооруженных людей — в военный корабль. Впрочем, купеческие караваны ходили под охраной, и моряки торгового флота уже без колебаний топили противника — как конкурента, так и врага, — которого также не постеснялись бы зарезать при встрече на пристани.

Любой транспортный неф, таким образом, в большей или меньшей мере имел отношение к войне. При надобности использовались и рыбацкие суда. Корабли снаряжали как во всех портах Корнуэлла, Девоншира или Сассекса, так и во всех портах Нормандии и Пикардии. На двухстах французских кораблях, находившихся в июне под Слёйсом, будут шкиперы из двадцати пяти портов, от Шербура и Ла-Уг до Берка и Булони. Туда прибудет тридцать один шкипер из Лёрра — иначе говоря, из Гавра — и двадцать один из Дьеппа. Корабли, созданные трудами судостроителей из Дюклера и Кодебека по приказу французских адмиралов, здесь смешались с барками, вышедшими из мастерских Абвиля.

Однако в строительстве больших кораблей и тех, которые возводили специально в военных целях, фактической монополией пользовался Галерный двор. Этот Двор, «терсеналь», как говорили современники, пытаясь переделать на французский лад арабское Dar Sanaa, «дом труда», и пока не найдя слова «арсенал», был детищем Филиппа Красивого. Располагаясь на левом берегу Сены, ниже Руанского моста, он занимал обширную территорию, защищенную наспех возведенным укреплением. Румарский, Бротоннский и Руврейский леса снабжали его древесиной вяза, дуба и главным образом бука как для строительства и ремонта судов, так и для изготовления оружия. Близко находились и поставщики пеньки для парусов и снастей, как, впрочем, и железа — Бретёй, Верней, Рюгль.

Первые инженеры, призванные Филиппом Красивым, вдохновлялись примером арсенала в Севилье, самого известного в ту эпоху. На берегах Сены бывали генуэзцы: Спинола, Маркезе, Тартаро. Но очень скоро появились и французские специалисты, в большинстве своем генуэзской школы. С 1300 г. эти французские инженеры окончательно сменили иностранцев. В 1340 г. «смотрителем Галерного двора» стал некий Тома Фуке, администратор и счетовод, не инженер. Но рядом с ним трудился настоящий технический специалист, Жильбер Полен, бюргер из Руана, вроде бы посвятивший всю жизнь Галерному двору. Он был «секретарем военных работ». Король назначил его «сержантом при оружии» (sergent d'armes). Его сын станет рыцарем. В эскадре, собравшейся близ берегов Фландрии в конце весны, Жильбер Полей командовал собственным нефом «Успение Богоматери», на котором было восемьдесят моряков и солдат.

Так же как груза шерсти, а не формы корпуса, было достаточно для того, чтобы сделать судно торговым, военным кораблем его делала не столько форма, сколько оружие на борту. Личным оружием в большинстве случаев, до появления пушек, было прежде всего метательное (trait): легкие и широкие арбалеты, заряжавшиеся с упором на одну ногу, тяжелые арбалеты, заряжавшиеся с помощью двух ног, арбалеты «с воротом» (а tour), натягивавшиеся с помощью ручного ворота. Для абордажа, который должен был последовать за градом виретонов [26]и болтов, воины на борту вооружались копьями с железными наконечниками, топорами и ножами. Не забудем и о защитном вооружении: пластинчатые доспехи, кольчуги, бацинеты [27], бармицы, щиты, тарчи [28], павезы [29]…Чтобы представить себе полную картину нагруженного судна, добавим бисквиты, пресную воду и вино.