Зяблики в латах - Георгий Венус Страница 15

…Ухали орудия, уже сплошным, густым гулом покрывая ружейную и пулеметную пальбу. Батальон шел треугольником, рассекая огнем черную ночь…

К утру мы пробились.

* * *

— Шибко палили!.. Как ваши давеча!.. — сказал мне Горшков, идя со мною к 1-му взводу.

…Подпоручик Морозов стоял над санями, в которых, сжимая пальцами поросший бородой подбородок, лежал рядовой Степун. Раненный осколком в грудь, Степун умирал.

— Не совладел… — хрипел он, пытаясь приподняться. — Не уберег… Жизни не… не… не уберег…

Он смотрел на нас округлившимися, немигающими глазами.

Пальцы на подбородке у него расползались.

— Отходит! — тихо сказал Горшков и, сняв фуражку, перекрестился.

— Ннна-а-а-а-а… — вновь задергал Степун губами. На-вов-во-вовсе-теперь… от-т-т-т… — Сквозь приоткрытый рот Степуна было видно, как прыгает его язык. — Т-т-т-т… отдети-шшш-ш-ш…

И, зашипев, он захлебнулся красной пеной и, выгнувшись вверх всем телом, бросил руки по швам…

* * *

— Я давно уже… Черт!.. От детишек, — помнишь?.. — подошел ко мне через час подпоручик Морозов, когда уже на пустые сани Нартов набрасывал свежую солому. — И у меня ведь… — Он замолчал, вздохнув, и добавил, уже тише: Ведь и жена моя тоже… носит… Уже на седьмом теперь.

— Господин поручик!.. Господин поручик!..

Меня звали к ротному.

* * *

— …Ты что? Скулить?.. — размахивая ножнами шашки, кричал на Ефима поручик Ауэ. — Я тебя, барбос, в крючок согну! А в роту, а в снег по брюхо, а в бой хочешь?..

Вытянувшись, Ефим стоял перед ротным и тупо моргал глазами.

— Извольте полюбоваться, — обратился ротный ко мне, когда нетерпеливым кашлем я дал наконец знать о своем приходе. — Взгляните на это рыло!.. Взгляните только!.. И оно… — поручик Ауэ захохотал.-…Оно — это вот рыло — веру в ар-ми-ю и в победу потеряло!.. — И, обернувшись к нам спиной, он бросил шашку на уставленный деревенскими закусками стол и быстро налил стакан водки.

— На! Подвинти-ка нервы, барбос!..

Ефим взял стакан, поднял его и уже приложил к губам.

— Стой! — закричал вдруг штабс-капитан Карнаоппулло, одиноко сидящий в углу халупы. — Стой! За чье, дурак, здоровье?..

— За ваше, господа офицеры.

— То-то!..

* * *

— И знаете из-за чего весь разговор завязался? — криво улыбаясь, спросил меня ротный, когда, уже за дверью, Ефим облегченно вздохнул. Май-Маевский сдал командование генералу Врангелю. Ну вот… А этот… холуй этот, понимаете: «Кому ни сдавай, — говорит, — все равно — кончено!..»

Поручик Ауэ замолчал. Его шрамы на лбу скрестились.

— Впрочем, бросим ненужные разговоры! — Он поднял бутылку на свет: Барбос, всё вызудил!.. — И, сразу же переменив тон, обратился ко мне снова:

— Только что скончался от ран подпоручик Петин. Да. Не выжил… В полдня скрутило… Потому пока что вы примете пулеметный взвод. У начальника команды под рукой никого нет, а черт его знает, где Туркул сейчас офицерскую носит… Итак, кому вы предлагаете сдать ваш, второй…

— Может быть, Нартову?.. Офицеров на отделениях у нас сейчас нет…

Штабс-капитан Карнаоппулло, чистивший, развалившись на лавке, ногти, поднял голову:

— Не лучше ли Свечникову?..

— Хорошо, сдайте Нартову, — не обращая на него внимания, сказал ротный, проводя пальцами между волосами. — Черт возьми, но черт не берет!..

— Ах, поручик, бросьте ипохондрию! — Штабс-капитан Карнаоппулло вдруг захохотал и, приподнявшись, ощетинил вперед всегда покорные усы: — А как вы его шашкой-то!.. А?.. Ефима!..

Я вышел из халупы.