Любовница лилий - Ярослава Лазарева Страница 9

– Пришла в себя, – удовлетворенно проговорил Петр Иванович. – Может, чаю сделать?

– Было бы отлично! – обрадовался Виктор.

Ему не терпелось остаться с девочкой наедине, чтобы кое-что прояснить.

– Схожу к себе в сторожку, – сказал Петр Иванович. – Заварка здесь есть, но вот продуктов никаких. А у меня вафельный тортик припасен. Принесу, пожалуй, к чаю.

– Прекрасно! – одобрил Виктор.

Как только за сторожем закрылась входная дверь, он присел рядом с девочкой и взял ее руки в свои. Ее пальчики были холодными, они дрогнули, и он мягко сжал их.

– Как тебя зовут? – спросил Виктор.

– Ева, – ответила она.

– Красивое редкое имя, – с улыбкой заметил он.

– Мама так меня назвала, – сообщила девочка и посмотрела ему в глаза.

– А я Виктор, – сообщил он.

– Дядя Витя, – поправила она и застенчиво улыбнулась.

– Можно и так, – согласился он.

Несмотря на бледность, немного осунувшееся личико, темные круги под глазами, он видел, что Ева необычайно хороша собой, и уже начал подпадать под обаяние ее невинной прелести. Тонкое одухотворенное лицо с нежным овалом, большие красивой формы голубые глаза, длинные густые волосы цвета спелой пшеницы, чистая, словно фарфоровая кожа с появившимся тонким румянцем радовали глаз совершенной гармонией.

– Вы же сказали тому мужчине, что я ваша родственница, – заметила она. – Так что будете дядей Витей!

И она задорно тряхнула волосами и снова заулыбалась.

– Ты права, – весело ответил Виктор. – Тогда давай сразу перейдем на «ты». И мне лучше все знать о тебе. Сколько тебе лет?

– Девять, но уже через два месяца будет десять, – торопливо ответила она.

– Я думал меньше, – удивленно заметил он. – Выглядишь лет на восемь.

– Просто пока маленькая, но я расту, – важно проговорила Ева. – А еще мама говорила, что у меня кость узкая, вот.

– Да, девочка ты не крупная, – сказал он. – Что стало с мамой? – осторожно добавил Виктор.

Ева опустила голову. Он машинально включил «второе зрение» и заметил появление сиреневых тонов в ее энергетическом поле.

– Мне нужно знать, – ласково произнес Виктор и погладил девочку по голове.

Она неожиданно прижалась к нему и крепко обняла, уткнув лицо в плечо. Виктора обдало волной нежности. Энергия девочки была так близка ему, словно они были родными по крови. И это немного пугало. Ловец только тогда идеально выполнял свои обязанности, когда был лишен каких-либо привязанностей. Мать Виктора умерла, женат он никогда не был, детей не имел, про отца вообще ничего не знал. Для Ордена такое положение вещей считалось идеальным. Виктор был свободен, ни о ком не болело его сердце, не нужно было заботиться о родных и близких. И весь жар души уходил в работу ловца.

Виктор мягко отстранился, посадил Еву перед собой и твердо проговорил:

– Расскажи мне все быстро и коротко. А то Петр Иванович сейчас вернется, и мы не сможем обсудить ситуацию. Он и так что-то задерживается.

– Мама… умерла девять дней назад, – тихо начала Ева, но вдруг уткнула лицо в ладони и расплакалась.

Виктор обнял ее и прижал к себе. Ему пришлось применить кое-какие тайные энергетические техники, чтобы привести девочку в уравновешенное состояние. И Ева успокоилась.

– Мы из Владимира, – тихо продолжила она. – Мама там работала в театре. Она актриса и певица. Я училась в школе, мы жили в комнате общежития.

– Своей квартиры не было? – уточнил он.

– Мама из детдома. Ей выделили квартиру, но она позже ее продала. Подробностей я не знаю. Кажется, маму обманули, и мы остались на улице. Театр дал комнату.

Ева замолчала и опустила голову. Виктор видел, насколько ей тяжело вспоминать обо всех этих событиях, но ему нужна была информация, и он мягко попросил девочку рассказывать дальше.

– Как-то мама разоткровенничалась, что ей не дают хороших ролей в театре, она очень обижалась на режиссера. Вообще, она была нервной всегда. Я знала, что если мама начинает песню Эдит Пиаф, то к ней лучше не подходить. Для меня это был знак, что мама сильно взвинчена.

И Ева, к изумлению Виктора, вдруг запела красивым грудным голосом:

– Non, rien de rien / Non, je ne regrette rien /Ni le bien qu’on m’a fait, ni le mal /Tout ça m’est bien égal /Non, rien de rien /Non, je ne regrette rien /C’est payé, balayé, oublié /Je me fous du passé…

«Нет, ни о чем, Нет, я не жалею ни о чем. Ни о хорошем, что мне сделали, ни о плохом. Мне все равно. Нет, ни о чем, Нет, я не жалею ни о чем. За это заплачено, сметено, забыто…» – машинально перевел он известный хит.

Ева замолчала и сильно покраснела.

– Ты отлично поешь, – похвалил он. – И французский на высоте.

– Я с семи лет занималась с педагогом по вокалу, и школа во Владимире была с углубленным изучением французского и английского. Я должна пойти в четвертый класс сейчас. – Ева вздохнула. – А мама, сколько я себя помню, старалась говорить со мной на французском. Она даже ввела свою систему: один день общаться на русском, второй – на иностранном. Она была помешана на Франции, мечтала когда-нибудь туда уехать.

– Так что же случилось?

– Она со всеми разругалась и ушла из театра. Год назад мы переехали в Москву. Мама решила, что во Владимире ее недооценивают, искала счастье в другом месте. А дальше все как-то становилось хуже. Ее никуда не брали, деньги скоро кончились, мама все где-то пропадала даже ночами. Я сидела одна в комнате, которую мы снимали.

– Прости, твоя мама стала злоупотреблять… спиртным? – уточнил Виктор, хотя и так знал ответ на этот вопрос.

– Она была странной, то смеялась, то выглядела заторможенной… и от нее пахло противно, – тихо ответила Ева. – А пару месяцев назад она сказала, что пора бы и папаше поучаствовать в моей судьбе, и мы переехали сюда.

– Как раз хотел спросить, где же твой отец, – заметил Виктор.

– Я его никогда не видела, только на фото, – сообщила Ева.

– Оно у тебя с собой? – оживился он. – Хотелось бы взглянуть.

Ева кивнула и полезла в рюкзачок. Она достала папку.

– Это что? – заинтересовался Виктор. – Твои документы?

– Да, здесь все. Я когда решила сбежать, забрала их с собой, – откровенно сказала она.

– Предусмотрительно, – тихо проговорил Виктор.

– Здесь и мое свидетельство о рождении, и медполис, и даже личное дело из школы.

Девочка открыла папку, вынула небольшую ламинированную фотографию и протянула ее Виктору. Он увидел обнимающихся мужчину и женщину. Они были сняты на фоне какого-то пруда с плавающими белыми лебедями. Мужчина широко улыбался, это был брюнет с высоким лбом, зачесанными назад волосами, черными густыми бровями. Виктор дал ему под пятьдесят. А вот женщина выглядела намного моложе. Хрупкая утонченная блондинка с кудрявыми волосами, ясными глазами и обаятельной улыбкой притягивала взгляд. Ева разительно походила на мать.