Седьмой ключ - Елена Ткач Страница 73

…Что-то как будто скопилось в воздухе, что-то надвигалось на них — это все чувствовали. Близость конца спокойным дням на реке как будто начертана была на незримом полотнище. И полотнище это хлопало на ветру, заставляя невольно вздрагивать — поднялся ветер. Тучи — молчаливые, грозные — быстро шли по небу, день, спаленный июльской жарой, гас на глазах.

Ксения за последние две недели обошла все окрестности — все искала священника. Но результат был тот же, что и в Анискине, — неудача. То священник был в отпуске, то болел, а скорее она получала вежливый и снабженный велеричивыми рассуждениями отказ. Местные батюшки как сговорились! А один — последний из всех, найденный ею в городке Лосино-Петровском, в местной Всехсвятской церкви, так тот прямо сказал: не ищите такого батюшку в здешних краях — пустое это занятие, не найдете. На все ее взволнованные расспросы: отчего так, он только мялся, улыбался рассеянно, а потом проронил что-то невнятное об истории местности. Слегка кивнул, повернулся и ушел, пряча стыд: он боялся! И страх его внезапно передался ей. Ксения кое-как, переваливаясь с боку на бок, добралась восвояси, тормознув на дороге попутку, и решилась наконец: все, баста! На этом ее блуждания по окрестностям кончены, хотя цели она не достигла. Стало ясно: кроме как в Москве, подходящего священника им не найти…

Ксения сразу вся как-то сникла, уединившись в уголке с книжкой в руках. Вера только раз решилась нарушить ее непривычное затворничество и попросила подсказать Юрасику, как связаться в городе со священником, может быть, с ее — Ксении — духовником…

В ответ она услыхала прерывистый вздох и растерянный шепот:

— Нет… после тогда… Не сейчас! А теперь знаешь что? Пусть Юра Лёнку мою в город захватит, так будет лучше. Поживет у тетки пока, я адрес дам.

Ничего не понявшая в этом сумбуре подруга пожала плечами и направилась к брату, передав ему просьбу отвезти Лёну в город и попросив разыскать знакомого батюшку, который еще Ветку крестил. Нарисовала план на бумажке — для верности и церковку его обозначила в переулочке неподалеку от Трубной. Юрасик этот планчик в карман пихнул и сестру успокоил, чтобы не сомневалась: все, что надо, он сделает, и девочку куда нужно пристроит, и священника хоть из-под земли — да достанет! С тем и уехал — он теперь навещал их редко, все больше мотался по городу да по области — кажется, дела здешние ладились. Он и сестре на ушко шепнул, что на днях пойдут решающие переговоры о покупке участка земли близ живописной речной излучины неподалеку от «Вишневого зада». Земля вся в этих краях давно уж была поделена, и влезть в тепленькую кампанию местных землевладельцев было не так-то просто, однако старые друзья обещали помочь.

— Не боись, сеструха, скоро заживем! — крикнул он напоследок ей в ухо, стиснул плечи до хруста и чуть тряхнул от избытка нежности.

Проорал — и был таков. И уехала Лёна. Остались курышки одни куковать. И наступило второе августа — Ильин день.

Духота целый день давила такая, что стало ясно — к вечеру будет гроза. Да и как без грозы — Илья Пророк шуток не шутит. Ветка от духоты этой в лесу пряталась — с самого раннего утра за грибами ушла. Манюня на кровати с книжкой валялась, распахнув окна.

Ксения вышивала, сидя возле «Циклопа», погруженная в свои мысли. Невеселые, видно, мысли ей думались — переносицу рассекла глубокая суровая складка. Эту складку подметила Вера, метеором промчавшись в кухню из комнаты, чтобы заварить крепкого чаю. Заварила — и назад понеслась — работать. Вера который уж день подряд стучала на машинке как сумасшедшая, почти не вылезая из своей кельи, говорила, что выходит к финалу.

Как увидела Вера морщину горькую Ксении, про себя подивилась: думала ли прежде, глядя на Ксению, точно лучившуюся теплом и светом, что человек она, много страдавший, многое испытавший… Только сейчас, невзначай подсмотренная, эта резкая поперечная морщина на переносице Вере о том рассказала.

«Надо бы с Ксенией поговорить, — думала Вера. — Печаль у нее, может, и горе какое». Но все это промельком, налету вспыхнуло в ее голове и погасло. Все в ней звенело от полноты бытия, от предстоящего погружения в работу, ее спорого хода, наполнявшего Веру ощущением лета на бешено мчащем коне, которого ей едва удавалось сдерживать на поворотах, чтоб не вылететь на скаку в бездну, в провал — в срыв сознания…