Ведьмы танцуют в огне - Юрий Чучмай Страница 7

— Ну, я бы лучше в камере посидел, чем с утопленницей или кровососом столкнуться, — начал было Дитрих, но Готфрид резко обернулся, схватил его за отворот рубахи и озлобленно прошипел: «Тихо!»

Дитрих любил болтать, делиться слухами и легендами. Да и Готфриду нравилось молчаливо слушать его, потягивая раухбир в любимом трактире. Но сейчас было не время и не место. Стражники хотя бы старались не шуметь.

— А что такого? — возмутился тот, повышая голос. — Ты думаешь, нас услышит кто-нибудь? Здесь же глушь…

— А не нарочно ли ты ведьм предупреждаешь? — снова сдержанно прошипел Готфрид и впился подозрительным взглядом в болтуна. — Может быть ты сам колдун, и хочешь своих собратьев по ковену предостеречь?

Дитрих вытаращил на друга удивлённые глаза и тут же прикусил язык, едва почувствовал, словно кожей, тяжёлые взгляды солдат. Шутка шуткой, но вот месяц назад графа поймали, а на той неделе пастор в колдовстве сознался. Так что и его, Дитриха, можно сдать в застенки, где он расскажет дознавателям о том, как пытался предупредить ведьм криками в ночном лесу, и о том, как совокуплялся на шабаше с дьяволом, с непременным целованием козла под хвост, и о пожирании детей…

— Ты что, ты что? — зашептал он, крестясь. — Тебя, никак, бес попутал!

Затем он снял крестик с шеи, трижды поцеловал.

— Молчи и ступай тихо, тогда, быть может, спасём невинных людей от этой дьявольской напасти, — в последний раз шикнул на него Готфрид, а затем повернулся к следовавшим за ними воинам. — За мной, братья! Нечисть — выдумка, а вот на награду наш епископ, думаю, не поскупится.

Посулы, вкупе с угрозами пыток, подействовали как и ожидалось. Воины двинулись дальше, пригибаясь, пряча свои лунные тени под деревьями, по тропе, скрытой от посторонних глаз влажными зарослями папоротника.

Шли почти вслепую, рискуя напороться на засаду или же вовсе не найти колдовского сборища. На майстера Валье надежды было мало — он мог и наврать про место, лишь бы нажиться. Всё равно, наверное, догадывался, что ведьм оставят в покое до осени. Однако приказ епископа нарушил все планы. Он был предельно ясен: изловить богохульников и отправить в Труденхаус. И они шли ночным лесом, то и дело останавливаясь, прислушиваясь, и вдыхая влажный воздух, словно гончие псы, брошенные вслед убегающим лисицам.

Они поднялись на небольшой холм, и впереди, на расстоянии около пяти десятков шагов, между сосен замелькал пляшущий огонёк факела. Деревья отбрасывали длинные тени в его трепещущем свете, и два человека в тёмных одеждах шли под факелом, словно защищаясь им от протянутых кривых ветвей. Наверное, они о чём-то переговаривались, строили свои зловещие планы или богохульничали, но этого не было слышно.

Потревоженные светом, с деревьев вспархивали сонные пичуги и носились в ветвях, ожесточённо колотя крыльями, ничего не разбирая в темноте.

Готфрид приказал воинам пригнуться и как можно тише следовать за двумя путниками. Сначала он не поверил глупости ведьмаков — идти на шабаш с факелом! Но потом вспомнил, что в лесу водятся волки, и эти двое, скорее всего, пытаются отогнать хищников огнём. Так они следовали за спутниками около часа, настороженно и с опаской, боясь спугнуть. Тропа вела всё дальше, спутники успели сменить уже два факела. Вот они прошли между двух высоких камней, словно в адовы врата, на которых отражались блики пылающего за ними костра. Вдруг послышались низкие раскаты барабана, десятки глоток затянули монотонное песнопение, которое на мгновение прерывали дружные хлопки в ладоши.

Место богохульных игрищ представляло собой поляну, в центре которой, как зубы в пасти дьявола, торчали кольцом восемь идолов из песчаника. Почти все в человеческий рост, иные — на голову выше или ниже. Руки некоторых были скрещены на груди, другие складывали их в странных жестах или держались за оружие. Фигуры были выщерблены дождями, солнцем и постоянной влажностью Хаупсморвальда, но на них всё ещё угадывались гротескные черты измождённых и злых лиц. Кривые сосны вокруг идолов тянулись к ночному небу, словно пальцы чернокнижника, сведённые судорогой колдовского экстаза. Увидев это, солдаты начали креститься и бубнить молитвы.

Подобравшись поближе, Дитрих недолго понаблюдал за началом обряда. Он примерно оценил соотношение сил, и вернулся к христовым воинам, на ходу объясняя шёпотом, что еретиков примерно в два раза больше, чем их самих. Поразмыслив немного, друзья решили отправить к каждому просвету между камнями двоих воинов, но западный оставить пустым. Ландскнехты появятся со всех сторон разом, и еретикам ничего не останется, кроме как бежать к единственному выходу, где, притаившись во тьме, их будут ждать остальные пятеро. Идея в основном принадлежала Дитриху — что касалось тактики, то он знал в ней толк. Никогда не обучавшись ей, он словно бы божьим провидением понимал, кого и куда лучше поставить, и как будет действовать противник в этой ситуации. Готфрид лишь поставил себя, как шахматную фигуру, к восточному выходу, предположив, что еретики сильнее испугаются сержанта, чем рядовых стражников.

Окружить колдунов было делом четверти часа, благо ведьмы не слышали громогласного лязга доспехов из-за набирающего силу песнопения, которое казалось Готфриду просто набором случайных звуков и слов. Место для шабаша было самое удачное — не так далеко от города, чтобы родные не успели хватиться ведьм, но в достаточно глухой чаще и вдали от тракта, чтобы случайный путник не мог наткнуться на него. До гор были десятки и десятки миль, поэтому непонятно как идолы оказались здесь: то ли их притащили сами еретики, то ли они оставались тут с незапамятных времён, когда этими землями безраздельно владело язычество и мракобесие. Хотя песчаник часто встречался и в этом болоте, которое носило название Хаупсморвальд.

Между идолов уже валялись всяческие объедки, пустые кувшины из-под вина, а так же обглоданные кости, очень похожие на человеческие…

Очевидно, праздник только начинался — прошло пиршество, во время которого богохульники ели и пили без меры, кичились своими злодействами и коварными планами. Наступал час непристойной пляски нагишом, а потом будет отвратительная оргия, где демоны и люди совокупляются друг с другом без разбору. Вот во время этой-то оргии и следует брать пьяных и беззащитных нечестивцев, а потом вести их в Труденхаус, словно ягнят.

Солдаты притаились за изваяниями, а Готфрид, сняв шляпу, осторожно выглянул. В беспорядке валялись сброшенные в спешке одежды, и в свете костра, заходясь в экстазе от чародейских зелий и богохульных песен, плясали ведьмы, изредка замолкая на миг и хлопая в ладоши все вместе. Их грязные, спутанные волосы болтались в трепещущем свете костра, а нагие тела, измазанные волшебной мазью, извивались, словно диковинные бледные черви. Обнажённые мужчины и женщины готовились предаться прелюбодеянию, а старики и старухи сидели возле идолов, прижавшись к ним спинами, и били в барабаны и бубны, гудели примитивными волынками.

Готфриду было отвратно смотреть на это, но он думал, что может в любой момент прервать греховное созерцание, поэтому продолжал наблюдать. Женщин здесь было больше чем мужчин, и Готфрид не удивился, ведь как учили его когда-то: «Ведьм намного больше, чем колдунов, потому что женщины обладают лживым языком и рассказывают другим о том, чему они научились. Женщины так же более легковерны, впечатлительны, склонны к галлюцинациям, чем мужчины, и потому легче поддаются влиянию дьяволов».