Черная камея - Энн Райс Страница 65

Подростком я часто бывал на болоте. Научился стрелять извинтовки, ловить рыбу. Мы с Папашкой уходили довольно далеко от фермы. Но приэтом мы всегда придерживались определенной территории, казавшейся нам довольнобольшой, потому что всякий раз возвращались с большим уловом, да и само болотовыглядело очень однообразно: сплошные кипарисы, нисса [20] идикий дуб, гигантские пальмы и бесконечно длинные высохшие ползучие стебли.

Но сейчас моей единственной целью было выйти за границы этойтерритории и, выбирая направление, я руководствовался только воспоминанием одереве, обмотанном ржавой цепью, над которой была вырезана стрела.

К своему огорчению, нашел я его не сразу. Воздух был влажени тяжел, но вода стояла высоко, как раз для пироги, так что, достав компас, яопределил дальнейшее направление, ориентируясь по острию стрелы.

Если мы с Папашкой когда и заезжали так далеко, то я этогоне помнил. Зато помнил о том, как опасно заблудиться на болоте. Впрочем, меняэто не очень заботило. Я был уверен, что справлюсь с задачей, и когда вдруг уменя начинала кружиться голова, я, не обращая на это внимания, продолжал вестипирогу вперед.

И снова мне слышались чьи-то голоса, вокруг раздавалсяшепот, который как будто старался лишить меня покоя, и снова плакала женщина,только на этот раз это была не Вирджиния Ли.

"Ты не можешь так поступить со мной, – всхлипывалаженщина. – Не можешь!"

Потом послышался раскатистый гул низких голосов.

"Вырезана в камне навеки!" – произнесла женщина, ипосле этих слов я потерял нить разговора.

Я мог его слышать, но уже ничего не понимал. Все смешалось водин клубок снов и смутных впечатлений. Я отчаянно старался уловить смыслразговора, запомнить его, но пришлось сосредоточиться на том, чтобы сохранятьравновесие в пироге и не выронить шест.

Если бы шест упал в илистую вязкую воду, пришлось бы за нимнырять. Мне как-то довелось погрузиться в болото по пояс, и это быломалоприятно. Зеленоватый солнечный свет слепил глаза.

Мне показалось, что я уловил еще несколько слов, но тутсознание окончательно покинуло меня, и уже ничего нельзя было разобрать. Яслышал лишь крики птиц – странные, заунывные вопли.

Тем временем пирога скользила по ряске, и я уверенно вел еемимо спутанных корней кипарисов. Вдруг справа от меня возникла огромнаяцветущая глициния – такого ярко-пурпурного, сочного цвета, что я невольнорассмеялся в голос.

На меня вновь накатило головокружение, сладостное иприятное, словно я перебрал шампанского. Пятна солнечного света играли наглицинии. Я слышал голоса, но они никак не могли пробиться в мое сознание, ивсе же я понимал, что один из них принадлежит Ревекке и что Ревекка терзаетсяболью.

"...тебя поймают, все раскроется..." – Этотобрывок мне удалось выхватить из потока речи, подхватить, словно падающий лист.

А потом раздался громкий смех, заглушивший ее голос, и другихслов я разобрать не смог.

Внезапно справа как из-под земли вырос гигантский кипарис –таких древних мне видеть еще не приходилось, и его тоже обхватывала железнаяцепь, так же насквозь проржавевшая, как и та, первая, и над цепью была вырезанастрела, указывавшая, что нужно повернуть налево. Да, здесь мне еще неприходилось бывать. Похоже, я оказался в противоположной от фермы Блэквудстороне. Сверившись с компасом, я убедился, что прав в своих предположениях.

Пирога скользила очень легко, шест погружался глубоко. Я ещебольше прежнего опасался свалиться в воду, но ускорил продвижение. Черезнекоторое время взору моему открылось еще одно скопление великолепных цветовглицинии.

Ты сам знаешь, как буйно может она разрастаться и какойбывает красивой. А тут солнце освещало его своими лучами, которые словнопроходили через витражное окно собора и разливались во все стороны, оставляянеосвещенным только что-то вроде канала, куда я и направил пирогу.

Я продолжал плыть, пока вновь не увидел очередную ржавуюцепь и указующую стрелу, на этот раз велевшую мне продолжать двигаться в том женаправлении. Я послушно продолжил путь, сознавая, что очень отдалился от фермыБлэквуд и что нахожусь теперь на таком расстоянии, что любая помощь можетподоспеть не раньше чем через час, а для болота это очень долгий срок.

Я взглянул на часы и обнаружил, что ошибся на тридцатьминут. Мое путешествие продолжалось всего полтора часа. Волнение, которое яощутил, проснувшись сегодня утром, стало еще сильнее.

Показался еще один кипарис с древней цепью и неровнойстрелой, указывавшей налево, а там меня поджидало очередное опоясанное цепьюдерево со стрелой, велевшей свернуть направо.

Я продвигался вперед, выехал на глубокую воду и неожиданнообнаружил, что впереди виднеется дом.

В ту же секунду пирога врезалась в берег. От толчка я чутьиз нее не выпал. Нужно было оглядеться, определить, где я нахожусь. Дикаяежевика закрыла нос лодки и протянула ко мне свои колючие ветви, но я несколькораз рубанул по плетям кухонным ножом, а затем раздвинул их руками в перчатках.

Ситуация вовсе не была критической. Через несколько секунд яубедился, что мое первое впечатление меня не подвело. Впереди действительномаячил большой дом – возведенный на сваях сруб из просушенного кипариса. Мнепришло в голову, что я пересек границу нашей земли и оказался в чужихвладениях.

Делать было нечего, и я решил, что должен проявить уважениек хозяевам. Еще немного поборовшись с дикой ежевикой, я вытянул пирогу на береги, повернувшись, оказался среди молодой чахлой поросли пальм и шаровидногоэвкалипта – не деревья, а скорее призраки деревьев, росшие под неумолимымиветвями гигантских кипарисов.

Я остановился, вновь почувствовал дурноту, а потом услышалпчелиный гул. Порывисто отерев перчатками лицо, я вдруг осознал, что онизапачканы и лицо мое едва ли стало чище. И хотя в кармане лежал носовой платоки запас бумажных салфеток, мне было не до того.