Нужные вещи - Стивен Кинг Страница 30

Норрис взглянул на расписание, убедился, что Энди Клаттербаки Джон Лапонт на дежурстве, потом на доску объявлений – для него сегодня ничегонет, что тоже замечательно. Ко всему прочему вернулась из чистки его втораяформа, в кои-то веки вовремя, что избавляет его от необходимости ехать домойпереодеваться.

К полиэтиленовому пакету была приколота записка: «Эй, Барни,– ты должен мне 5 долларов 25 центов. Не вздумай увиливать на этот раз, иначе кзаходу солнца забудешь как тебя звали». И подпись: Клат.

Хорошее настроение Норриса не могла испортить дажекатегоричность записки. Шейла Брайам была единственной сотрудницей Конторышерифа, которая считала, что он похож на героя передачи «Близняшки», причемНоррис догадывался, что она также единственная, кроме него самого, кто этупередачу смотрел. Остальные – Джон Лапонт, Шот Томас, Энди Клаттербак называлиего Барни, по имени героя, которого играл Дон Ноттс в известной программе ЭндиГриффита. Иногда это его бесило, но только не сегодня.

Четыре дня дежурства в первую смену, потом три дня отгула.Целая неделя тишины и покоя. Жизнь временами бывает прекрасной.

Он достал из бумажника шесть долларов и положил их на столКлату. «Эй, Клат, живи и радуйся», написал он, расписался с замысловатойзакорючкой в конце на обратной стороне бланка для отчета и оставил его рядом сденьгами.

Затем он вытряхнул форму из пакета и направился в мужской туалет.

Переодеваясь, он беспечно насвистывал и, поднимая поочередното одну, то другую бровь, разглядывал себя в зеркало. То, что он там увидел,ему явно понравилось, и он одобрительно кивнул собственному отражению. Ну,сегодня, видит Бог, он в полной форме, в прямом и переносной смысле. Он сегодняв форме на все сто процентов. Пусть все греховодники Касл Рок поостерегутся,иначе…

Он уловил какое-то движение в зеркале позади себя, но преждечем успел повернуть голову, был уже сграбастан, сбит с ног и повержен накафельный пол рядом с писсуарами. Голова бумкнулась о стену, фуражка слетела, ивот он уже смотрит в круглую багровую рожу Дэнфорта Китона.

– Что же это ты такое вытворяешь, Риджвик?!

Норрис к этому времени уже начисто забыл о штрафном талоне,который подсунул под дворник на ветровом стекле китонского «каддиллака» прошлымвечером. Но теперь память к нему вернулась.

– Отпусти меня! – он надеялся, что тон будет возмущенный, новместо него получилось некое испуганное блеяние, и почувствовал, как щекамстановится горячо от прилива крови. Сердился он или пугался, – а в данномслучае произошло и то, и другое – он всегда безудержно краснел, как девица навыданье.

Китон, ростом выше Норриса на пять дюймов и весом тяжелее надобрых сто фунтов, хорошенько встряхнул полицейского и как ни странно отпустил.

Достав из кармана штанов талон, он помахал им под носом уНорриса.

– Если я еще не ослеп, на этой идиотской бумажонке твое имястоит! зарычал он так требовательно, как будто Норрис уже успел отрицать этотфакт.

Кому как не Норрису было знать, что на талоне стоит егоподпись, отчетливая и заверенная печатью, а сам талон вырван из его книжки?

– Ты припарковался в неположенном месте, – тем не менеесказал он, поднимаясь и потирая ушибленную голову. Будь я трижды проклят,подумал он, если тут не вскочит громадная шишка. Когда первоначальное удивлениепрошло, Китону все же удалось испортить ангельское состояние души Норриса, насмену пришел гнев.

– В каком месте?

– В неположенном, вот в каком! – заорал Риджвик. И болеетого, это Алан меня заставил пришлепнуть талон, хотел он добавить, нопередумал.

Зачем доставлять удовольствие этой жирной свинье идемонстрировать свою трусость, прячась за чужой спиной? – Тебя уже неоднократнопредупреждали.

Ум… Дэнфорт, не впервые слышишь.

– Как ты меня назвал? – зловещим тоном переспросил ДэнфортКитон.

Красные пятна размером с кочан капусты расцвели у него нащеках и скулах.

– Это юридический документ, – гнул свое Норрис, игнорируяпоследнее замечание. – И я бы советовал тебе заплатить. Считай, что крепкоповезет, если я не привлеку тебя к ответственности за оскорбление полицейскогопри исполнении служебных обязанностей.

Дэнфорт расхохотался. Эхо запрыгало по кафельным стенам какмячик.

– Я здесь не вижу никакого полицейского, я вижу лишьнебольшую кучку дерьма, упакованную так, чтобы выглядела похожей на бифштекс.

Норрис нагнулся и подобрал фуражку. Тошнота подкатывала кгорлу записывать Дэнфорта Китона во враги не стоило – но его гнев ужеперерастал в ярость. Руки дрожали, и все же он не забыл проверить насколькоровно посадил на голову фуражку.

– Если желаешь, можешь разобраться с Аланом…

– Я разбираюсь с тобой!

– … но не думаю, что тебе это поможет. Можешь быть уверенДэнфорд, что заплатишь штраф в течение тридцати дней, иначе сядешь за решетку.Норрис вытянулся на всю высоту своих пяти футов шести дюймов и добавил: Намизвестно, где тебя искать.

И пошел к выходу. Китон, лицо которого теперь большепоходило на заход солнца в радиактивно-зараженном районе, сделал шаг вперед,чтобы преградить Норрису путь к отступлению. Норрис остановился и выставилвперед указательный палец.

– Если ты до меня дотронешься, Умник, я укатаю тебя зарешетку. И будь уверен, я не шучу.

– Ну что ж, очень хорошо, – произнес Китон удивительноневыразительным тоном. – Просто замечательно. Ты уволен. Скидывай форму иначинай подыскивать новую ра…

– Нет, – произнес голос за их спинами, и они оба оглянулись.Алан Пэнгборн стоял на пороге мужского туалета.

Китон так крепко сжал кулаки, что костяшки пальцев побелели.

– Не твое собачье дело.

Алан вошел и, не торопясь, прикрыл за собой дверь.

– Мое, – сказал он. – Именно я попросил Норриса выписатьтебе штрафной талон. И еще сказал, что готов забыть об этом до собраниягородского управления. Ведь это всего лишь штраф на пять долларов, Дэн, что стобой, какой бес в тебя вселился?

Тон у Алана был удивленный и вполне искренний. Умник никогдане мог похвастать хорошими манерами, но такой взрыв даже от него трудно былоожидать. С самого конца лета он был невероятно раздражен, на грани срыва доАлана частенько доносились его полуистерические вопли во время собраний членовгородского управления – и в глазах у него, казалось, прочно поселилосьзатравленное выражение. Он временами даже задумывался, не болен ли Китон, норешил повременить с окончательными выводами. И вот теперь предположениевернулось.