Путь из ада - Дин Кунц Страница 29

Где он? Мысль плясала вокруг этого вопроса, отдавая себе отчет, что человек, у которого нет ни малейшего понятия, где он находится, либо пьяный, либо не в своем уме или же был умышленно накачан наркотиками. Да-да, весь набор расхожих фраз из его исторических романов возник в его мозгу. Но по мере того, как он их осмысливал, сразу отвергал одну за другой, пока не пришел к выводу, что избитые штампы здесь неприменимы. Так где же он, черт побери?!

Он чувствовал стул под собой. Нет, не совсем стул, а что? Это больше походило на бархатную кушетку, автоматически меняющую свою форму, — сейчас она сложилась и приобрела очертания кресла, чтобы он мог принять сидячее положение. Штуковина была так хорошо отрегулирована, что хотя сначала он и испытывал некоторые неудобства, то сейчас ощущал себя вполне комфортабельно.

Почему бы ему не открыть глаза?

"Еще нет”, — прошептал прямо в нервные окончания, предназначенные в мозгу для восприятия звуков, шелестящий голос с магнитной ленты. Слова были беззвучными и воспринимались, а не слышались, и он знал, что прямо в его голове раскручивается какая-то лента.

"Где я?” — мысленно спросил он машину.

"Нет еще”.

Он подчинился, пытаясь проникнуть в то, что еще могло скрываться в окружающем его странном мире, сотканном из серого света, мягком, как мышиная шерстка, и напрочь лишенном каких-либо форм. Он мог ощущать некую ткань, из которой был сделан ремень, закрепленный у него на поясе, аналогичные путы притягивали его руки к краям кушетки. Пошевелив ладонью, он ощутил нечто странное, доселе неведомое, и испытал страх, доныне ему незнакомый. Ощущение было таким, словно он заставляет двигаться свою руку, а это рука чужая, но тем не менее повинуется ему как собственная.

"Расслабься”, — настаивал бестелесный голос с ленты.

Он вновь шевельнул пальцами. Сжал, разжал и потер ими один об другой. Реакция была быстрой и приятной — доподлинная плоть и кровь. Проблема, однако, осталась — у него вновь возникло чувство страха: пальцы двигались слишком быстро и казались излишне нежными. Это ощущалось скорее как преувеличенные, нереальные, однако осязаемые эффекты в сенсорном фильме в специально оборудованном зале, где все воспринимается лучше, чем в жизни, и гораздо ощутимее (и вовсе не потому, что сам кинотеатр предназначен именно для этого, а из-за того, пожалуй, что никто из людей не в состоянии точно оценить, какими же на самом деле должны быть эмоции и восприятия, и посетители охотнее платят за сверхощущения, чем за то, что чувства, внушаемые им с экрана, адекватны по воздействию их собственным).

Он попытался заговорить.

И не смог.

Его лицо напряглось не больше, чем обычно для того, чтобы произнести нужные слова, но выражение лица получилось совсем другим. Словно лицо было не его, а чье-то еще.

Ему захотелось закричать.

"В чьем я теле?” — беззвучно спросил он машину.

"В твоем”.

"Нет!"

"В твоем”.

"Пожалуйста! В чьем я теле?"

"Это твое тело”.

"Скажи мне, почему?"

"Нет еще”.

"Когда?"

"Жди”.

Он попытался разгадать загадку места своего пребывания, вдыхая и пробуя воздух на вкус. Но атмосфера была полностью стерильной — легкий привкус антисептиков и больше ничего. Что это — больница?

"Сейчас проведем тест”, — произнес голос.

"Что ты имеешь в виду?"

"Говори!"

"Я не могу говорить”.

"Говори!"

— Проклятие! Я не могу говорить! — взревел он и тут же понял, что слова, сформированные в мозгу, активизировали голосовые связки и сорвались с языка и губ. Это показалось почти что чудом.

"Вполне достаточно”, — произнес голос.

— Где я? Что со мной сделали? — У него это вырвалось таким тихим напряженным шепотом, что могло показаться, будто слова произнесены скорее мысленно, чем вновь обретенным голосом.

Голос?..

— Это не мой голос, — заявил он. Тон был слишком высоким и не совсем походил на низкий мужской баритон, какой он привык у себя слышать.

"Это твой голос”.

— Но я...

"Подожди. Если это не твой голос, то кто же тогда ты и как должен звучать твой голос?"

Он с ужасом осознал, что не только не знает, кто или что захватило его и где он теперь находится, но и то, что даже не представляет, кто же он на самом деле.

— Кто я? — робко поинтересовался он. “Вскоре я восстановлю твою память полностью. Нервные окончания ее клеток были временно отсоединены. Терпение! Жди!"

— Но...

"Сначала пройдут тесты. После них ты все узнаешь”.

Он выполнял все требования — пошевелить ногами, ладонями, руками. Его ноги и руки освободили от пут, но не сразу, а одну за другой, так, чтобы он не мог выпрыгнуть и убежать. “Вряд ли я на это отважился бы, — подумал он. — Очутиться в мире, который не знаю, почти слепым и лишенным чувств”. Затем нервы, связанные с обонянием, протестировали на множество запахов, которые он зачастую не узнавал — не потому, что не чуял их, а потому, что они не относились к запахам, привычным обитателям.., чего же? Он забыл.

"Теперь короткий сон”, — распорядился голос с ленты.

— Моя память! — воскликнул он.

Но тут же погрузился в сон...

* * *

Желтое...

"Какой это цвет?” — спросили у него.

— Желтый.

"А этот?"

Перед его глазами ничего не было, кроме мерцающего голубого, — таким бывает цвет неба над Землей. Он назвал оттенок машине.

"Теперь этот?"

— Пурпурный.

"В данный момент голубой ближе к тому, что ты назвал пурпурным, чем голубой к тому цвету, что ты видел перед этим”.

Он подвергался этой процедуре целых пять минут и стал уже испытывать нетерпение. Но он боялся возражать из-за страха, что его в наказание вновь уложат спать, прежде чем он добьется ответа на вопросы, которые не давали ему покоя. Когда с тестом было покончено, кушетка приняла горизонтальное положение и дюжины инструментов, судя по всему хирургических, замелькали над головой. Он чувствовал время от времени, как они скребут его кожу, хотя не мог понять зачем, и совсем не ощущал боли. Затем вдруг внезапно вспомнил, кто он и кем был в последние моменты перед тем, как очнуться здесь, и как лежал, умирая, у подножия горы Зуб. Он тогда умирал. Отчетливо помнил, как переходил из темноты полузабытья за грань мрака, той самой недвижной и вечной ночи, которая лежит за пределами человеческого восприятия и недоступна никакому описанию. Он попытался присесть — не давали ремни.

"Жди!"