Человеческая гавань - Йон Айвиде Линдквист Страница 25

Смотреть было не на что. Глубина в этом месте составляла более трех метров, и ничего не было видно.

Люди начали переговариваться между собой. На сколько можно задержать дыхание? А где ключи от замков? И как доставать парня, если он утонул? Ой, что теперь будет?

Люди толпились, толкаясь и задевая друг друга. Одни старались подойти ближе к воде, другие, наоборот, отступали. Возникали все новые и новые вопросы. Почему никто не прикрепил страховочный трос к мешку, почему никто не выяснил, сколько времени должно пройти, перед тем как надо начинать спасать парня?

Несчастнее всех выглядел тот мужик, который столкнул фокусника в воду. Он то и дело нагибался над водой, суетился, не отводя глаз от сверкающей поверхности. Он нервно стискивал руки и метался туда — сюда. Изредка он тайком оглядывался, выясняя, не смотрит ли народ на него с осуждением. Но никто не обращал на него внимания.

Анна — Грета обхватила себя руками и ждала, глядя на маяк вдали. Люди вокруг непрерывно смотрели на часы и переговаривались. Через три минуты кто — то надрывно воскликнул:

— Да он погибнет, конечно! Оттуда не выбраться!

Поверхность воды оставалась спокойной и неподвижной.

Ну давай же. Давай. Давай!

Анна — Грета не отводила взгляда от воды. Она видела перед собой Симона — как он борется там, в глубине, с этими железными цепями, она ясно представляла себе, как развязывается мешок и он плывет наверх, к свету.

Давай же, давай!

Но ничего не происходило. Вернее, то, что происходило, было не тут, на причале, а где — то в глубинах души Анны — Греты. Что — то боролось и освобождалось, рвало цепи и стремилось наружу, к свету, рвалось так, что в горле было больно, и больше всего на свете хотелось плакать.

Я же люблю этого человека.

Анна — Грета дрожала. Сердце колотилось как сумасшедшее.

Люблю тебя. Не исчезай! Прошу тебя, не исчезай!

На глазах у нее выступили слезы, а за спиной кто — то кричал — Целых четыре минуты! — и она отчаянно ругала себя, сжимая руки, потому что было уже слишком поздно.

И тут она почувствовала руку на своем плече. Йохан подмигнул ей и кивнул. Она не понимала, что он хочет сказать. Как он может оставаться таким спокойным? Почему он не волнуется, как она?

Человек на пристани сбросил рубашку и нырнул в воду. Анна — Грета сжала руку Йохана. Человек вынырнул и отрицательно покачал головой. Толпа разом вздохнула. Теперь зрители выглядели по — настоящему потерянными и напуганными.

— Вы случайно не меня ищете?

Позади толпы стоял Симон. На его теле отпечатались красные полосы от цепей. Он подошел к полицейскому и протянул ему наручники:

— Я подумал, нужно вернуть тебе их. Ведь пригодятся, наверное.

Симон надел халат и подошел ближе к Анне — Грете. Кто — то крикнул:

— Калле, он здесь! Не ищи его больше!

Послышался смех и аплодисменты. Люди подходили к Симону и хлопали его по спине, словно стараясь удостовериться, что это он. Калле, дрожа, выбирался из воды. Симон, по всей видимости, предвидел ситуацию, потому что он протянул ему бутылку водки. Вновь послышались аплодисменты. Калле хватило и глотка. Он крикнул:

— Как, черт возьми, ты это сделал?

Симон таинственно покачал головой, и люди опять засмеялись.

Анна — Грета с Йоханом стояли на мосту. Торговля научила ее искусству манипулировать человеческими чувствами, но сейчас она встретила того, кто справлялся с этим куда лучше ее. То унижение, которое Симону пришлось испытать, когда он стоял перед всеми в цепях, теперь как бы перешло на Калле. Ведь это он показал напрасный героизм, когда прыгал в воду. Но все же злить его сейчас не следовало, и Симон дружески протянул Калле руку, и тот снова заулыбался. Теперь вокруг были лишь радостные лица.

О боже, думала Анна — Грета. Она растерялась, она сердилась. Она потеряла над собой контроль. Ей хотелось плакать, и она сдерживалась изо всех сил. Она знала, что не заплачет, ей было больно, и злость поднималась к горлу, угрожая ее задушить.

— Здорово, да? — спросил Йохан восторженно.

Анна — Грета кивнула, и Йохан махнул рукой в сторону Симона:

— Я знал, что он сделает что — то совершенно невероятное.

— Да. Такое могут далеко не все, — сказала Анна — Грета.

Когда Йохан непонимающе посмотрел на нее, она быстро спросила:

— Интересно, а что он тебе сказал перед этим?

Йохан загадочно улыбнулся и помотал головой.

Анна — Грета легонько ударила его по плечу.

— Что он сказал? — почти крикнула она.

— Зачем тебе?

— Просто интересно. Что?

Йохан отвернулся и стал смотреть в сторону рыбацких сараев, где по — прежнему стояла толпа, а Калле как раз разразился новой тирадой. Но Анна — Грета не отставала, и Йохан нетерпеливо пожал плечами:

— Он сказал, чтобы я не беспокоился. Что он будет погружаться на несколько минут дольше обыкновенного, для эффекта.

— Почему он это сказал?

— Ну… чтобы я не беспокоился. И ты чтобы не беспокоилась.

— Ты идешь домой?

Йохан покачал головой и посмотрел на воду:

— Нет, я останусь тут еще немного.

Анна — Грета плотнее завернулась в теплую кофту и покинула причал. Пройдя половину пути, она обернулась. Она не могла вспомнить, чтобы раньше видела там столько народу — даже на день летнего солнцестояния.

Йохана на причале уже не было.

Очень хорошо, что он сказал это Йохану, думала она.

Но все равно где — то в глубине ее мучила мысль: а мне он ничего не сказал.

Вечером того же дня Симон сидел в саду и пил коньяк. Пришел последний паром, о Марите так ничего и не было слышно. Внизу купались какие — то люди, оттуда слышался веселый смех и плеск воды.

Все тело болело. Хуже всего пришлось плечам. Цепи были стянуты очень сильно, и ему пришлось потратить на них почти минуту. Хорошо получилось, когда ему удалось проплыть к дальнему причалу и подняться под прикрытием катеров. Эффект был что надо, народ в восторге.

Симон поднес бокал ко рту и поморщился, когда напиток обжег ему горло. В груди появилась острая боль. Определенно ему не стоило оставаться под водой так надолго. Теперь все тело болит, и горло противно саднит.

Ховастен мигал ярким светом.

Все прошло отлично, но теперь Симон испытывал пустоту. Кроме того, Марита так и не вернулась. Симон выпил больше, чем обычно себе позволял, и настроение было на нуле.

Надо бы отдохнуть.

Представление удалось на ура, вечер прекрасен, коньяк разносит приятное тепло по усталому телу.