Противостояние. Армагеддон - Стивен Кинг Страница 22

— Я пришел сказать, что мне очень жаль! — сказал Ларри оченьгромко.

— Да, ты уже говорил. Мистер Джоган разорвет нас на части,если банки с мастикой не перестанут исчезать.

— Я не ввязывался в пьяную драку и не имел дела с бандитами.Ничего похожего. Просто… — Он запнулся.

Она обернулась, сардонически приподняв брови.

— Так что это было?

— Ну… — Он не смог быстро придумать убедительную ложь. —Просто это была… ну… металлическая лопаточка.

— Кто-то принял тебя за яичницу? Хорошенькая же ночь была увас с Бадди.

— Это была девушка, ма. Она швырнула ее в меня.

— Должно быть, у нее орлиный глаз, — сказала Элис Андервуд ивновь отвернулась.

— Ма, ты очень сердишься на меня?

Руки ее неожиданно опустились, плечи сгорбились.

— Не сердись на меня, — прошептал он. — Пожалуйста, не надо.Хорошо?

Она повернулась к нему, и он заметил у нее в глазахнеестественный блеск (впрочем, — подумал он, — может быть, и вполнеестественный), но источником его были никак не лампы дневного освещения. Онснова услышал, как специалист по оральной гигиене еще раз, с окончательнойрешимостью, произносит: «Никакой ты не симпатичный парень».

— Ларри, — сказала она нежно. — Ларри, Ларри, Ларри.

На мгновение ему показалось, что больше она ничего нескажет, он даже позволил себе надеяться на это.

— Неужели это все, что ты можешь сказать? «Не сердись,пожалуйста, мама»? Я слушаю тебя по радио, и хотя мне не нравится то, что тыпоешь, я горжусь, что это поешь ты. Люди спрашивают меня, действительно ли этомой сын, и я отвечаю: да, это Ларри. Я говорю им, что ты всегда хорошо пел, иэто правда, верно?

Он с несчастным видом кивнул головой, не доверяя своемуголосу.

— Я рассказываю им, как, когда ты учился в младшем классе,ты взял гитару Донни Робертса и полчаса подряд играл лучше, чем он, несмотря нато, что он брал уроки со второго класса. Ты талантлив, Ларри. Для того, чтобыубедиться в этом, мне не нужно ничье подтверждение, и меньше всего — твоесобственное. Я думаю, ты и сам это знаешь. Потом ты уехал. Что, я поносила тебяза это на чем свет стоит? Нет. Молодые всегда уезжают. Таков закон природы.Иногда это больно, но это естественно. Потом ты вернулся. Разве кто-нибудьдолжен отчитываться передо мной, почему это произошло? Нет. Ты вернулся домой,потому что, написал ты хит или нет, но ты попал в какую-то неприятную ситуациютам, на Западном Побережье.

— Нет у меня никаких неприятностей! — возмущенно сказал он.

— Нет, есть. Я знаю симптомы. Я достаточно долго была твоейматерью, и ты не сможешь одурачить меня, Ларри. Ты всегда искал неприятностей,если только они сами не находили тебя. Иногда мне кажется, что ты специальноперейдешь улицу, чтобы вляпаться в собачье дерьмо. Бог простит мне мои слова,потому что Бог знает, что я говорю правду. Сержусь ли я на тебя? Нет.Разочарована ли я? Да. Я надеялась, что там ты изменишься. Но ты не изменился.Ты уехал отсюда ребенком в теле взрослого человека и вернулся таким же, развечто взрослый человек сделал себе прическу. Знаешь, что я думаю насчет того,почему ты вернулся домой?

Он посмотрел на нее, желая заговорить, но зная, чтоединственная вещь, которую он способен сейчас сказать, выведет их обоих изсебя: «Не плачь, мамочка, ладно?»

— Я думаю, ты приехал домой, потому что не знал другогоместа, куда бы ты мог поехать. Ты не знал, кто еще может принять тебя. Никому иникогда я не говорила о тебе ничего плохого, Ларри, даже моей сестре, но раз тыменя вынудил, я скажу тебе все, что думаю. Я думаю, ты создан для того, чтобыбрать. Когда Бог создавал тебя у меня внутри, он словно недовложил в тебякакую-то часть. Я вовсе не хочу сказать, что ты плохой. Я думаю, что самымплохим твоим поступком, за которым я тебя застала, был тот случай, когда тынаписал неприличное слово на нижней лестничной площадке в доме по КарстерсАвеню. Ты помнишь это?

Он помнил. Мелом она написала то же самое слово у него налбу и заставила его три раза обойти с ней квартал.

— Самое худшее, Ларри, в том, что ты хочешь, как лучше.Иногда мне кажется, что это было бы почти благом, если бы ты стал плохим. А так— ты вроде бы и знаешь, что такое плохо, но не знаешь, как противостоять этому.Да я и сама не знаю. Всеми известными мне способами я пыталась сделать это,когда ты был маленьким. Написать это слово у тебя на лбу — был один из этихспособов… а к тому времени я уже начала отчаиваться, иначе я никогда бы непоступила с тобой так зло. Ты создан для того, чтобы брать, и этим все сказано.Ты пришел домой потому, что знал, что я могу тебе что-то дать.

— Я уеду, — сказал он, выплевывая каждое слово, как сухойкомок корпии. — Сегодня.

Потом ему пришло в голову, что, возможно, он не сможетпозволить себе уехать, по крайней мере до тех пор, как Уэйн не вышлет ему егоследующий гонорар или, скорее, то, что от него осталось после того, как онперестал кормить свору самых голодных собак Лос-Анджелеса. Наличных денег унего почти не было. Эта мысль вселила в него панику. Если он уедет от матери,то куда он отправится? В отель? Да любой швейцар самого захудалого отеляпосмеется над ним и пошлет его к черту. На нем была хорошая одежда, но онизнали. Каким-то непонятным способом эти ублюдки все знали. Они чувствовализапах пустого бумажника.

— Не уезжай, — сказала она мягко. — Мне хотелось бы, чтобыты не уезжал, Ларри. Я купила кое-какую еду специально для тебя. Может, ты ужевидел. И я надеялась, что, может быть, нам удастся сыграть сегодня вечеромпартию в джин.

— Ма, ты не умеешь играть в джин, — сказал он, слегкаулыбаясь.

— По центу за очко я тебя разделаю в пух и прах.

— Ну, если я дам тебе фору в четыреста очков…

— Послушайте этого сосунка, — мягко усмехнулась она. — Можетбыть, если я дам тебе фору в четыреста очков? Ну, Ларри. Что ты скажешь?

— Ладно, — сказал он. В первый раз за сегодняшний день онпочувствовал себя хорошо, по-настоящему хорошо. — Знаешь, что я тебе скажу? Язаплачу за билеты на игру четвертого июля. На это пойдет небольшая часть моегосегодняшнего выигрыша.

— Внизу, в холле есть уборная. Почему бы тебе не сходитьтуда и не смыть кровь со лба? Потом возьми у меня из кошелька десять долларов иотправляйся в кино. На Третьей Авеню еще осталось несколько хорошихкинотеатров. Но держись подальше от этих гнусных притонов на Сорок Девятой и наБродвее.

— Скоро я буду давать тебе деньги, — сказал Ларри. —Восемнадцатый номер в хит-параде «Биллборда» на этой неделе. Я проверил у СэмаГуди по дороге сюда.