Мутанты - Дин Кунц Страница 22
Мутанты - Дин Кунц читать онлайн бесплатно
Она минуту смотрела на него.
— Да, я так говорила, и мы там жили. Откуда ты это все знаешь?
— Я Тоэм!
За последнюю девушку разгорелся жаркий торг. Выкрикивались ставки, веселя обе стороны, а Рашинджи все понукал поднимать цены. Тоэм заговорил громче.
— Помнишь море, как оно разговаривало? Мы сидели на берегу, и я всегда слушал море, беседовал с ним. Ты говорила, что я сумасшедший, но уверяла, что все равно меня любишь.
Она нервно крутила в маленьких ручках денежный мешок.
— Ну и что? Что из того.., если ты Тоэм?
— Как "ну и что"? Можешь уйти со мной, вот что. Я десятки раз прошел через ад, добираясь сюда. Глаза ее вдруг сверкнули, а голос слегка изменился.
— А почему ты уверен, будто я — Тарлини?
— Ты ведь сказала...
— Меня зовут Рашинджиана.
— Ты взяла себе имя Рашинджи?
— Меня зовут Рашинджиана.
Он пошатнулся.
— Тарлини, не может быть, чтобы ты вышла замуж за этого.., этого...
— Меня зовут не Тарлини, — твердо заявила она.
— Но почему за него?
— Он мне подходит.
— Я подходил тебе больше.
Она нахмурилась.
— Ты никогда не показывал мне чудес вселенной, еды, вин, мест и вещей.
Он вздохнул, утирая пот с нижней губы.
— Слушай, Тарлини, я только что сам открыл для себя эти вещи. Я про них и не знал никогда.
— Меня зовут не Тарлини. Кроме того, даже если бы так, даже если б тебя звали Тоэм, ты всего-навсего простолюдин. Ты не способен удовлетворить желания, которые пробудили во мне новые вещи, не способен утолить мой голод.
Рассудок его разрывался от боли, пытаясь освоиться с новым порядком, с внезапно обрушившимся на него более ясным понятием о человеческой натуре. Сценарий разыгрывался старый-престарый — тысячелетней давности, — но ему это было неведомо. Солнце казалось гигантской свечой, с которой на все кругом капал расплавленный воск, заливал дома и людей, просачивался ему в уши и обволакивал пленкой мозг. Он схватил ее за руку, впился ногтями.
— Слушай, Тарлини.., ну ладно, Рашинджиана. Через несколько дней ты окажешься запертой в другой, более тесной вселенной. Не понимаю, каким образом, только мутики собираются...
— Мутики? — переспросила она. — Ты с ними связан? Ты извращенец?
Он вонзил ногти глубже, надеясь, что из-под этой тоги сейчас выступит кровь.
— Слушай...
— Помогите! — заголосила она. — Извращенец! Любитель мути ков!
Толпа обернулась. Несколько торговавшихся богачей рванулись к нему. Схватив ее еще крепче, он перебросил в свободную руку газовый пистолет. Первым поверженным оказался мистер Главойрей, нога его превратилась в разодранный кусок мяса, хуже всего, что можно было увидеть на уличном мясном рынке.
— Ты пойдешь со мной, — приказал он, бросил ее руку и обхватил тонкую талию.
— Нет!
На его шею легла рука. Он нырнул, крутнулся и выстрелом выпустил мужчине кишки, швырнув его наземь и пнув, прежде чем тот свалился замертво. Другие приостановили наступление, с опаской поглядывая на Тоэма.
— Пусти меня, простолюдин! — вопила она.
Солнечный воск стал еще горячее. Первые его слои, налипшие на Тоэма, начинали густеть. Если не пошевеливаться побыстрей, вообще нельзя будет сдвинуться с места. Он дотянулся до реактивного пояса, поднялся, повернул к центру города, к бункеру. Потом маленький вертящийся шарик, который вылетел из дула ружья полисмена, взорвался под ним.
Сладкий запах...
Голубой туман окутал его, поглотил и увлек за собой сквозь густеющую и густеющую пелену к полной тьме...
К смерти?
Нет.
Не к смерти.
Хотя, рассуждал он, вполне может быть, что и так. Вполне возможно. Он заключен в сверхнадежную камеру на третьем этаже столичной тюрьмы. Размерами меньше ярда на ярд. Можно только сидеть, и все. Он сидел и смотрел в окно через массивные стальные прутья на виселицу, возводимую во внутреннем дворе. На свою собственную. Предназначенную для его шеи.
Суд здесь, безусловно, творился быстро, никто не мог пожаловаться на юридическую волокиту. Его арестовали, осудили и приговорили к смерти в течение трех часов после поимки. Теперь уже сообщения должны облететь весь город — в газетах, по телевидению. Утром, как раз к истечению отведенных ему двадцати четырех часов, во дворе соберется толпа поглядеть, как из-под него выдернут доску, послушать, как хрустнет шея одним резким прощальным хрустом.
Быстро.
Чисто Почти безболезненно.
И весьма странно, но знай он ответы на кое-какие вопросы, ему было бы все равно. В конце концов, то, что заставляло его двигаться, умерло — любовь Тарлини и его любовь к ней. Ее любовь испарилась естественным образом, его была убита на рынке. Тарлини сплошь изрешетила ее безобразными дырами. Мир вовсе не добропорядочный. Мейна права. Но он пока еще не готов умереть. Любопытство вселяет в него волю к жизни. С той поры как из маленькой ампулы перестал капать наркотик и мозг очнулся, его мучило столько таинственных концепций, идей и людей, что он не мог уже рассортировать их по порядку. Некогда стал бы молиться, теперь не мог. Он думал о Сиэ, лепечущем, устрашенном, превратившемся в мумию, в сушеный овощ, перед лицом какого-то неизвестного ужаса, с которым всем — и самому Тоэму тоже — предстоит встретиться после смерти. Тут крылась другая причина нежелания умирать. Что лежит по другую сторону завесы, за газовой дымкой, повисшей меж жизнью и смертью?
Кое-какие ответы. Вот все, чего ему теперь хочется. Что это за Порог? Что это за молекулы скорлупы? Добьются ли мутики успеха или потерпят провал? И что именно они стараются сделать? И кто они — демоны или ангелы? И Мейна. Если бы только понять и выманить у Мейны улыбку, может, не так трудно было б предстать перед лицом смерти. Но перспектива быть преданным смерти через повешение, не получив никаких ответов, выглядела неприятной.
Пришло время ужина, и ему принесли миску червей.
Он не стал есть, несмотря на заверения стражника, что это единственный последний ужин, подобающий извращенцу.
Он успокаивал себя в ночной тьме, сидя и глядя, как подмигивают и сверкают звезды, словно страшное множество угрызений совести, в наказание уязвляющих мозг. Драконьи глазки. Искры из пышущей драконьей пасти. Адские огни. Он пытался припомнить побольше метафор и сравнений, не позволяя себе спать, оставаясь настороже. Он решился не засыпать в последнюю и единственную ночь в своей жизни.
Из-за прутьев решетки дул холодный ветер.
Он думал о Тарлини. Рассудок частенько любит мучить себя, перебирая ошибки, неверные шаги и просчеты. Он превратно судил о любви этой женщины. А теперь сам себя подвергал пыткам. Как только его бросили в эту камеру, он плакал, осознав, что она с ним сделала, а теперь все слезы высохли. Он явился из нежного мира в жестокий. Он переменился, она тоже. Но предвидеть такой перемены он не сумел.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Комментарии