Черное дело - Алексей Атеев Страница 2

– Но ведь писателя звали не Габриель, а Рафаэль, – продолжал блистать знаниями Петя. – Рафаэль Сабатини. Так что получается некоторое несоответствие.

– Меня величают Гавриил Лазаревич, – сквозь зубы процедил укротитель.

– Ага! – воскликнул Петя. – Понимаю, понимаю… Гавриил? Гаврила, значит… Что ж, вполне логично. Гаврила – Габриель.

Послышались сдержанные смешки.

– А вы и вправду похожи на пирата, – не унимался администратор. – Действительно, вылитый флибустьер.

Хохот усилился.

Капитан Блад слегка побледнел и поднялся. Шум за столом стих.

– Флибустьер? – переспросил он.

Петя утвердительно кивнул.

– Ты пожалеешь, – тихо произнес укротитель и небрежно толкнул свой стакан, отчего вино залило стол и брызнуло на рубашку администратора. – Насмешки строишь, сопляк!

После этого укротитель покинул застолье.

– Он что, обиделся? – удивленно спросил Петя, ни к кому конкретно не обращаясь. – Я вовсе не хотел… Честное слово, вовсе нет. Зачем? Я сейчас же извинюсь… – Он выскочил из-за стола и хотел уже броситься на поиски оскорбленного укротителя, но его остановили.

– Не надо, дружочек, – успокаивал его пожилой коверный Вася, – сейчас только еще хуже может быть. Он мужчина нервный, к тому же цыган. Горячая кровь, сам понимаешь. Завтра извинишься. На трезвую голову. А сейчас давай пить.

Администратора усадили на место, налили стакан, потом еще один…

Проснулся Петя посреди ночи отттого, что рядом кто-то ворочался и сопел. Вокруг было абсолютно темно.

«Где это я?» – подумал любознательный администратор и попытался восстановить в памяти происшедшее. С трудом, но все же удалось вспомнить, что между восьмым и девятым стаканом он объяснялся в любви гимнастке Наташе из номера «Летающие братья Карамазовы».

«Так, значит, я у дамы», – догадался Петя. Он провел ладонью по собственному телу и обнаружил, что почти полностью раздет. Потом он робко дотронулся до того, кто лежал рядом. К его удивлению, предполагаемая гимнастка почему-то была облачена в шубу.

«Странно», – поморщился администратор и продолжил свои изыскания. На ощупь шуба была весьма добротной. От нее так и веяло теплом и уютом. Изрядно продрогший Петя поплотнее прижался к владелице роскошной шубы, продолжая между тем ощупывать ее в поисках застежек.

Внезапно предполагаемая гимнастка повернулась, и на Петю пахнуло зловонием. Потом мокрый теплый и шершавый язык стал ласково облизывать его пьяную физиономию.

Страшная догадка пронзила интеллигента. Он вскочил и что есть силы завизжал. В ответ раздалось сдержанное рычание.

Петя визжал не переставая. Своими воплями он разбудил животных, и ночной цирк стал похож на джунгли. Наконец вспыхнул свет. Администратор в одних трусах трясся, вцепившись в прутья клетки, а на другой ее стороне жался в углу перепуганный медвежонок.

Несчастного администратора извлекли из узилища и кое-как привели в чувство. Он непрерывно дрожал и дергал головой. Когда он немного успокоился, то потребовал, чтобы вызвали милицию.

– Я этого так не оставлю! – кричал он. – Мерзавец Сабатитни (от волнения он не мог правильно выговорить фамилию) у меня сядет!

– Успокойтесь, голубчик, – уговаривал его все тот же коверный Вася, – не стоит поднимать шума. Вы же пьяны были. Вон и сторож говорит, что видел, как вы возле клеток шастали. Забрели случайно. С пьяным всякое может случиться. Не надо людей волновать понапрасну.

Скандал замяли. Петя, не в силах снести унижения, исчез в неизвестном направлении, а укротитель ходил как ни в чем не бывало.

Впрочем, несмотря на некоторую нелюдимость и склонность к рискованным поступкам, Капитан Блад считался неплохим человеком и пользовался уважением. Уважали его еще и за то, что он очень любил животных, чрезвычайно редко применял физическое воздействие, холил и лелеял своих медведей, как родных детей. И звери, насколько это возможно, были привязаны к нему. И редко выходили из-под контроля.

4

Как уже было сказано, цирковые гастроли в приморском городке подходили к концу. Вместо двух представлений ежедневно давали только одно, да и на нем публики бывало не густо. Отсутствие сбора сказалось и на состоянии труппы. Артисты выступали без обычного блеска, стараясь поскорее отработать номер, но укротитель медведей Сабатини не позволял себе расслабиться. Однако в тот вечер произошло что-то странное.

Как всегда, номер с медведями завершал представление. В нем были заняты шесть животных, старый медведь Сударь, две медведицы, трехгодовалый медведь Яша и два медвежонка. Проделывали они достаточно обычные трюки: ходили на задних лапах, взбирались на тумбы и по команде перескакивали с одной на другую, изображали бокс, катались на велосипедах и даже на мотоцикле. Между медведями по арене расхаживал сам укротитель, облаченный в блестящий гусарский наряд. Он изредка отдавал команды и поигрывал длинным хлыстом.

В общем-то в командах особой необходимости не было, поскольку животные заучили свои действия до автоматизма. Правда, Яша иной раз показывал норов и пытался уклониться от выполнения какого-нибудь трюка, и тогда кончик хлыста больно щелкал его по ляжке. Но такое случалось редко.

Сегодня Капитан Блад, выйдя на залитую ярким светом арену, сразу же почувствовал, что звери ведут себя как-то не так. На первый взгляд в их поведении не было ничего странного, и все же опыт, а также доставшееся от предков чутье подсказывали: с медведями происходит что-то неладное.

Звери двигались по арене, выполняли привычные команды, но были явно возбуждены. Сначала укротитель решил, что их сегодня не кормили. Однако тут же вспомнил, что сам присутствовал при кормлении. Перед глазами всплыли большие деревянные ушаты, наполненные дымящейся овсянкой и жирной разваренной кониной.

Хотя самым беспокойным среди медведей был Яшка, Капитан Блад в душе побаивался только матерого Сударя. Впрочем, «побаивался» неподходящее слово. Гавриил Лазаренко, он же Габриель Сабатини, не боялся даже черта, не то что какого-то мохнатого увальня, однако знал, что у Сударя непростой характер и что именно от него в случае бунта можно ожидать всего.

– Приготовь брандспойт, – тихо приказал он помощнику.

Тот недоуменно посмотрел на укротителя, но послушно побежал за кулисы. Медведи между тем расселись по тумбам и приготовились к выполнению номера. Обычно они сидели, застыв в ожидании команды, словно гигантские плюшевые игрушки, а сейчас беспрерывно вертелись и озирались на публику. Хуже всего, что Капитан Блад до сих пор не мог понять причину такого их поведения. Сударь вообще повернулся лицом к зрителям и смотрел куда-то на верхние ряды.

«Кто-то в зале раздражает их, – понял дрессировщик, – но кто и почему?» Он тоже глянул в ту сторону, куда смотрел Сударь, но ничего особенного не увидел. Публика как публика…