Каньон Холодных Сердец - Клайв Баркер Страница 19

– А вообще в картине есть хоть что-нибудь стоящее? – осведомился Тодд.

– Ну, да. Это все тот же проклятый Гамлет, – с прежним энтузиазмом ответил Эппштадт. – Что-то ты неважно выглядишь, дружок, – продолжал он. – Тебе надо бы отдохнуть. Я тут провел несколько дней в мужском монастыре…

– В монастыре?

– Звучит несколько странно, да? Но до чего же там хорошо! Такая тишина, покой. К тому же у них там много евреев. Правда. Я встретил там больше евреев, чем в баре моего племянника. Поезжай туда, Тодд. Отдохнешь, не пожалеешь.

– Не хочу я отдыхать. Хочу работать. Нам пора начинать съемки «Бойца».

– О боже! – Жизнерадостное выражение вмиг сошло с лица Эппштадта. – Так вот, значит, зачем ты пригласила меня на ланч, Максин!

– Говори же, согласен ты или нет, – упорствовал Тодд. – Потому что найдется куча желающих за него взяться, в случае если ты откажешься.

– Тогда, может, вы лучше отдадите его кому-нибудь из этой кучи? – прищурился Эппштадт. – Если захотите, можно произвести в нем некоторые коррективы. Как раз сегодня я занимался делами такого рода.

– Если я правильно поняла, ты готов отказаться от своего шанса? – стараясь сохранять безразличный тон, спросила Максин.

– Готов без зазрения совести, если Тодд хочет услышать от меня конкретный ответ. Не испытываю ни малейшего желания стоять у вас на пути при создании этой картины. Кажется, тебя это удивляет, Максин?

– Да, удивляет. Такой материал… для «Парамаунт» мог бы стать грандиозным хитом.

– Честно говоря, не уверен, что сейчас стоит снимать картины такого плана, Максин. Стало слишком трудно ориентироваться в запросах времени. А ведь это дорогостоящие фильмы. Прежде чем мы доберемся до кинокопий и рекламы, расходы в лучшем случае перевалят за сто тридцать миллионов долларов. Нет, я не уверен, что с точки зрения капиталовложений это разумный проект. – Он выдавил из себя скупую улыбку, в которой сквозила ухмылка хищника, – Послушай, Тодд. Я не прочь иметь с тобой дело. «Парамаунт» готов с тобой сотрудничать. Господи, да ты же столько лет был для нас золотым прииском! Но за это время пришло другое поколение. Ты и сам об этом знаешь не хуже меня. А этим деткам подавай разнообразие. Они не желают преданно глазеть на вчерашний день.

Зная, какое действие возымеют на собеседника эти слова, Эппштадт испил чашу наслаждения до последней капли.

– Видишь ли, в старые добрые времена киностудии были вполне в состоянии поддерживать звезд на протяжении творческого простоя. Заключали со звездой семилетний контракт, платили еженедельное жалованье. Могли позволить себе год-другой снимать звезду во второстепенных ролях. Но ты же очень дорогой актер, Тодд. Катастрофически дорогой. А мне приходится отчитываться перед акционерами. И я отнюдь не уверен, что они захотят, чтобы я заплатил тебе двадцать миллионов долларов за картину, которая от силы может дать… Кстати, какой доход принесла твоя последняя картина? Сорок один с мелочью на местном рынке?

– Очень грустно слышать все это из твоих уст, Гарри, – произнесла Фрайзель, сделав театральный вздох.

– А мне очень жаль, Максин, что я вынужден говорить вам это. Поверь, искренне жаль. Но деньги любят счет. Я должен быть уверен, что кино принесет прибыль. Иначе зачем мне его снимать? Вы же понимаете, что мною движет. А эта затея просто не имеет смысла.

– Прошу меня простить. – Максин встала из-за стола. – Я отлучусь на минуту. Мне нужно позвонить.

В ее голосе Эппштадт уловил искру, грозившую разгореться пламенем.

– Только умоляю тебя, Максин, давай обойдемся без адвокатов. Ведь мы же цивилизованные люди.

Ничего не ответив, она прошествовала между столиками к официанту, который указал ей дорогу к телефону. Проглотив кусок свежепросоленного тунца, Эппштадт отложил в сторону вилку.

– В такие минуты я жалею, что бросил курить. – Откинувшись на спинку стула, он смерил тяжелым взглядом Тодда. – Не дай бог, она опять устроит свои любимые торги. Тодд, не позволяй ей это делать. Если меня загонят в угол, я буду вынужден встать и сказать все как есть. И тогда начнется такая катавасия, что мало никому из нас не покажется.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Что хочу сказать? – Эппштадт поморщился так, будто под его креслом орудовал проктолог. – Не стоит тебе спекулировать цифрами, как будто ты стоишь тех денег, которых, мы все это знаем, ты не стоишь.

– Но ты же сам сказал, что я был золотым прииском для «Парамаунт». Сказал всего две минуты назад.

– Это было тогда. А теперь сейчас. Это был Кивер Смозерман, поздний Смозерман. Последний из могикан.

– Что ты имеешь в виду?

– Давай я лучше скажу, что я не имею в виду, – вкрадчиво промолвил Эппштадт. – Я не имею в виду, что ты не сделал карьеру.

– Приятно слышать, – резко бросил Тодд.

– Я не прочь найти для нас с тобой общее дело. Но…

– Но?

Казалось, Эппштадт глубоко задумался, прежде чем ответить.

– Ты талантлив, Тодд, – наконец произнес он – Вполне очевидно, что твоя слава строилась не на пустом месте. За многие годы ты это всем доказал. Но у тебя нет той притягательной силы, что была прежде. Эта участь неминуемо ждет всех дорогостоящих парней киноэкрана. Будь то Круз, Костнер или Сталлоне. – Помолчав немного, он наклонился к Тодду и, понизив голос до шепота, добавил: – Хочешь начистоту? Ты выглядишь усталым. Точнее сказать, подержанным. – Тодд резко выпрямился, словно ему в лицо плеснули холодной водой. – Прости за прямоту. Но не думаю, что для тебя это было откровением.

Тодд уставился на правую руку, представляя себе, с каким удовольствием он сжал бы ее в кулак и съездил несколько раз по физиономии Эппштадта.

– Конечно, ты можешь это дело уладить, – беззаботно продолжал Гарри. – Лично я знаю двоих ребят, которые обратились за помощью к Брюсу Берроузу. Когда он закончил с ними работать, они помолодели лет на десять.

– А кто такой Брюс Берроуз? – осведомился Тодд, продолжая созерцать правую руку.

– Многие считают, что он лучший пластический хирург в нашей стране. У него офис в Уилшире. Услуги его абсолютно конфиденциальные. И очень дорогие. Но ты вполне можешь себе их позволить. Он делает все: пересадку кожи, подтяжку, пилинг, удаление жировых отложений…

– А кто к нему обращался?

– Да почти все. Тут нечего стыдиться. Это неумолимый факт жизни. С годами становится все сложнее скрывать следы времени. От смеха начинает морщиться кожа под глазами, от мимики углубляются бороздки на лбу и образуются складки у рта.

– Но у меня нет никаких складок у рта.

– Погоди, скоро будут, – не без фамильярности заверил его Гарри.

– И сколько это займет времени?