Пляска смерти - Стивен Кинг Страница 16

Эксперимент Бисселла удается и превосходит все его ожидания– или худшие кошмары, – и Лэндон превращается в свирепого оборотня. Дляшкольников 1957 года, впервые наблюдающих такое превращение, это было великоезрелище. Лэндон стал воплощением всего того, что нельзя делать, если хочешьбыть хорошим.., если хочешь окончить школу, вступить в Национальное ОбществоЧести, получить рекомендации и учиться в хорошем колледже, где можно иногдаподраться и выпить, как делал в свое время твой старик. У Лэндона лицопокрывается шерстью, вырастают длинные клыки, из пасти течет жидкость,подозрительно похожая на крем для бритья. Он набрасывается на девушку, котораяодна в гимнастическом зале упражняется на бревне, и можно представить себе, чтоот него несет, как от бродячего хорька, вывалявшегося в дерьме койота. На немнет застегнутого на все пуговицы костюма Лиги Плюща [38]; этот парень ни вгрош не ставит отборочные тесты высшей школы.

Несомненно, невероятный успех фильма отчасти объяснялсяосвобождающим, искупительным ощущением, которое испытывали дети войны, желающиебыть хорошими. Когда Лэндон нападает на хорошенькую гимнастку в спортивномтрико, он как бы делает заявление от лица всех зрителей. Но одновременнозрителей охватывает и ужас, потому что на психологическом уровне картина естьцикл объективных уроков поведения – от “брейся перед уходом в школу” до“никогда не тренируйся одна в пустом зале”.

Одним словом, чудовища есть повсюду.

6

Если “Я был подростком-оборотнем” психологическипредставляет собой известный кошмар, в котором у вас падают брюки в то время,как вы салютуете флагу, только доведенный до крайности и принявший видкосматого чужака, угрожающего вашим сверстникам в Школе Нашего Города, то “Ябыл подростком-Франкенштейном” – болезненная притча о полном отказе железвнутренней секреции. Это фильм для всякого пятнадцатилетнего подростка, которыйутром стоял у зеркала и нервно разглядывал свежий прыщ, выскочивший за ночь,мрачно осознавая, что даже патентованные медицинские подушечки не разрешат этупроблему, что бы там ни говорил Дик Кларк [39].

Вы можете упрекнуть меня в излишнем внимании к угрям. Выправы. Во многих отношениях произведения ужасов 50-х и начала 60-х годов –скажем, до появления “Психо” [40] – это торжественные гимны засореннымпорам. Я уже говорил, что сытый человек не может испытать подлинный ужас. Так иамериканцам пришлось строго ограничить свою концепцию физического уродства –вот почему угри играют такую важную роль в психическом развитии американскогоподростка.

Конечно, – где-то есть парень с врожденным дефектом, которыйбормочет про себя: только мне не говори об уродстве, осел.., и, безусловно, неподлежит сомнению, что существуют косолапые американцы, американцы безносые,безрукие и безногие, слепые американцы (мне всегда было любопытно, чувствуют лислепые американцы себя дискриминированными, слыша рекламную песенкуМакдоналдса: “Не отрывай взгляда от жареной картошки…”). Рядом со столь катастрофическиминеудачами Бога, человека и природы несколько угрей кажутся таким же серьезнымнесчастьем, как заусеница. Но необходимо напомнить, что в Америке серьезныефизические недостатки (по крайней мере пока) являются скорее исключением, чемправилом. Пройдите по любой средней американской улице и подсчитайте, скольковам встретится серьезных физических дефектов. Если пройдете три мили инасчитаете больше полудесятка, вы намного превзошли средний показатель. Еслистанете искать сорокалетних со сгнившими до десен зубами, детей с распухшими отголода животами, людей со следами оспы на лице, то ваши поиски будут напрасны.Болезни, уродующие человека, чаще встречаются в деревнях и в бедных городскихкварталах, но в большинстве городов и пригородов Америки люди выглядятздоровыми. Обилие курсов первой помощи, поголовная поглощенность культомразвития личности (“Я буду более уверенной в себе, если не возражаете”, какговорит Эрма Бомбек [41]) и распространяющийся со скоростью степного пожараобычай созерцать пупок – все это доказательства того, что американцы вбольшинстве своем заботятся о низменных сторонах жизни, что для них, как и длявсего мира, жизнь – это испытание на выживаемость.

Не могу представить себе, чтобы человек, страдающий отнедоедания, разделял лозунг “У меня все хорошо – у вас все хорошо” [42] иличтобы кто-нибудь, с трудом добывающий средства для существования себя самого,жены и восьмерых детей, много думал об оздоровительном курсе Вернера Эрхардаили о глубоком массаже. Это все для богатых. Недавно Джоан Дидион [43]написала книгу о своем собственном пути в 60-е годы – “Белый альбом” (The WhiteAlbum). Наверное, для богатых эта книга весьма интересна: история богатой белойженщины, которая может себе позволить лечить нервный срыв на Гавайях; всемидесятые годы нервный срыв – эквивалент угрей шестидесятых.

Когда горизонт человеческого опыта сужается до размеровквартиры, меняется перспектива. Для детей войны, живущих в безопасном (если несчитать Бомбы) мире регулярных (два раза в год) медицинских осмотров,пенициллина и всеобщей заботы о зубах, угри стали единственным физическимдефектом, который можно увидеть на улице или в коридоре школы: об остальныхдефектах уже позаботились. Кстати, раз уж я упомянул заботу о зубах, добавлю, чтодети, которые под почти удушающим давлением родителей носят зубные скобки,считают и их чем-то вроде физического дефекта, и время от времени в школе можноуслышать оклик: “Эй ты, железная пасть!” Но все же в глазах большинства этискобки – просто средство лечения, не более бросающееся в глаза, чем повязка наповрежденной руке или наколенник у игрока в американский футбол.

А вот от угрей лекарства не существует.

Но вернемся к “Подростку-Франкенштейну”. В этом фильме УитБисселл собирает из частей трупов погибших гонщиков существо, которое играетГэри Конвей. Лишние части скармливаются крокодилам, живущим под домом, –конечно, у зрителя довольно рано возникает предчувствие, что самого Бисселлатоже в конце концов сжуют аллигаторы, и он не остается разочарованным. В фильмеБисселл является воплощением зла, его злодейство достигает экзистенциальныхмасштабов. “Он плачет, даже слезные железы действуют!.. У тебя во рту вежливыйязык: я знаю, потому что сам его вырезал” [44]. Но именно несчастный Конвейпредставляет собой главную изюминку фильма. Как и злодейство Бисселла,физическое уродство Конвея столь велико, что становится почти нелепым.., и оночень похож на старшеклассника, у которого угри по всей физиономии. Лицо егопредставляет собой бесформенный макет горной местности, из которой безумноторчит один подбитый глаз.