Хозяин теней - Ксения Хан Страница 14

– Раньше я считал, что всему виной образы властных женщин с трагическими судьбами – ну, вы понимаете, максимализм переходного возраста, драмы, крушение идеалов… Но Клеменс прошла художественную школу, а потом подалась в искусствоведы. Эту картину она подарила мне после окончания третьего курса, сказала, что писала ее на конкурс. Выиграла.

Теодор возвращается к дивану и грузно садится. На столике перед ним – дымящиеся чашки с кофе на маленьких круглых блюдцах. Атлас берет одну и делает большой глоток, обжигая язык. Вкуса не чувствуется.

Он недовольно хмурится, отставляет в сторону чашку. Его излишняя раздражительность всем сегодняшним днем только мешает.

– Надеюсь, не слишком крепкий? – участливо спрашивает Генри, присаживаясь в кресло рядом. – Варил на огне, не люблю новомодные кофеварки.

Это заставляет Теодора улыбнуться.

– Вы почти убедили меня в том, что прийти к вам было неплохой идеей, – с усмешкой заявляет он. Послевкусие от кофе Генри терпкое, с оттенком миндаля. Зря он переживал: смотритель художественной галереи не может травить свой организм растворимой бурдой.

– Что ж… – тянет Генри. Его голубые глаза лукаво улыбаются, вокруг губ появляются мягкие морщинки. – Надеюсь, индейка в винном соусе убедит вас окончательно, мистер Атлас.

Расслабленное тело Теодора наливается свинцом.

– Генри, вы пригласили меня поговорить, я не имею намерений…

Его прерывает электронный звонок из кухни, и Карлайл, словно спохватившись, весьма резво вскакивает и выходит из комнаты, оставив Теодора изображать негодующую рыбу в одиночестве. Он открывает рот, чтобы прокричать свое твердое «нет» вслед назойливому – и даже вкусный кофе и копия «Офелии у пруда» не смогут этого изменить! – смотрителю.

– Мистер Карлайл, я не могу остаться! – кричит он. Вместо ответа из кухни доносятся грохот и звон посуды.

Что за игры? Теодор с самого начала подозревал, что разговор не сулит ему ничего хорошего. Нужно было дождаться Бена, взять его с собой и оставить на ужин вместо себя.

Вздохнув, Атлас идет на кухню вслед за хозяином дома. И застает Генри за разрезанием большого куска ароматного мяса в специях. Завернутое в фольгу, оно приятно хрустит и лопается под лезвием ножа.

– Генри, – повторяет Теодор более настойчиво, – я не могу остаться, тем более нарушать вашу семейную идиллию.

– Нет-нет, в этом все и дело. Моя дочь хочет познакомиться с вами, мистер Атлас.

Генри заканчивает с мясом, ставит блюдо на середину круглого стола, а сам поворачивается к полкам, чтобы взять с них тарелки и столовые приборы. Теодор замирает в дверях, прислонившись плечом к косяку, и не может заставить себя пошевелиться.

Все это хуже некуда.

– Клеменс сейчас пишет работу… Она заканчивает историю искусств в Эколь дю Лувр, – поясняет Генри, ошибочно принимая молчание Теодора за интерес. – Я упомянул вас однажды в нашем с ней разговоре, подумал что вы могли бы помочь ей… Понимаю, это несколько нагло с моей стороны, да еще и принижает мои собственные познания, – добавляет он. – Но я увлечен греческой мифологией, вы знаете, а Клеменс интересует ирландский фольклор. И, насколько я помню, вы писали большую работу на эту тему…

У Теодора на уме только одно слово. Отвратительно.

Это отвратительное развитие событий.

– Генри, если вы полагаете, что я, как ирландец, об истории своей родины знаю немного больше обычного англичанина… – голос начинает опасно дрожать, недовольство, все это время нарастающее в груди, как снежный ком, теперь булькает где-то в горле, – то поверьте, в ирландском фольклоре я понимаю столько же, сколько и вы, а в силу моей раздражительности, скорее всего, еще меньше.

– С этим я согласиться не могу, – настаивает Генри. Теодор невольно понимает, что упертости в смотрителе гораздо больше, чем он предполагал. – Я знаю о вашем увлечении мифологией Ирландии, Шотландии и Уэльса. Лет семь-восемь назад, насколько я помню, вы искали книги про ведьм, верно? Смею предположить, вы нашли то, что искали.

Он ошибается. Тогда Теодор не нашел разгадки, только потратил время зря, и теперь под крышей над их с Беном квартирой проживает целый архив из книг, газетных вырезок и журналов столетней давности, посвященный ведьмам и колдунам.

– И тем не менее, – добавляет Генри, виновато качая головой, – я понимаю ваше недовольство. Мне следовало бы сначала попросить вашего согласия. Я надеялся, что мы могли бы поговорить обо всем во время ужина. Если вас не заинтересовало это предложение – в чем ни я, ни моя дочь вас не упрекнем, – вы все равно можете остаться и поужинать с нами.

– Я не заинтересован, – тут же отвечает Теодор. Резко, категорично, сразу же лишив Генри Карлайла возможности пуститься в уговоры. И нехотя договаривает: – Прошу прощения. Из меня плохой наставник и плохой собеседник. Не думаю, что у нас с вашей дочерью выйдет конструктивный диалог.

Он быстро кивает, отрывает себя от дверного косяка и разворачивается, чтобы сбежать из этого тесного дома с его улыбчивым и не в меру гостеприимным хозяином.

И сразу же натыкается на серо-зеленые глаза, сердитую морщинку на лбу и сведенные к переносице темные брови.

Ее четко очерченные губы сжимаются в тонкую яркую полоску.

– Вы даже не дадите мне шанса? – спрашивает Клеменс Карлайл, стоя в проеме двери прямо перед Теодором.