Хозяин теней - Ксения Хан Страница 13

– Мистер Атлас? Будем только я, вы и моя дочь. Никого лишнего.

Все хуже и хуже. Теодор скрипит зубами и тут же спохватывается, надеясь, что по телефону его состояние не передается.

– Я слышу вас, Генри. Хорошо, если вы так настаиваете…

– Да, я настаиваю, мистер Атлас, – говорит Генри чуть резче, чем того требует ситуация. И интригует еще больше. – Пенроуз-роуд, дом сорок восемь. В шесть.

Пенроуз-роуд, сорок восемь. Оттуда рукой подать до МакКоула-младшего. Прекрасно.

– Хорошо, Генри. Я приду.

– Спасибо, мистер Атлас. Я буду ждать.

Разговор обрывается короткими гудками. Теодор вешает телефонную трубку на рычаг и устало откидывается на спинку дивана. Определенно, это странный день.

Что вообще могло понадобиться Генри Карлайлу? Их общение всегда сводилось к делам аукционов и выставкам в художественной галерее, хотя смотритель нередко и с удовольствием отмечал ценные знания Теодора. К возмущению многих чванливых любителей искусства, Генри видит в Атласе знатока, о чем без страха говорит остальным. Пожалуй, только из-за этих взаимных симпатий Теодор и согласился на встречу.

Он поговорит с Карлайлом и тут же уйдет за барную стойку к Саймону. И если судьба будет к нему благосклонна, странную девицу Клеменс даже не увидит.

* * *

Дом на Пенроуз-роуд отыскивается не без труда. Привыкший к уединению Теодор с неудовольствием отмечает одинаковые желтовато-серые двухэтажные домики с красной черепицей по обе стороны улицы. Они жмутся друг к другу, что весьма обычно для английских городков, и вызывают чувство клаустрофобии при первом же взгляде.

Дорога лениво поднимается в гору и приводит Теодора к сорок восьмому дому – такому же, как и сорок семь предыдущих его копий. Невысокая каменная ограда, два тонких ствола липы во дворике, выпирающие пятиугольниками эркеры на первом этаже и крыльцо с узкими ступеньками. От остальных домов на этой улице – да и на любой другой в их несчастном городишке – этот отличается лишь темно-зеленой, а не красно-кирпичной крышей и светло-зелеными ставнями окон второго этажа.

На вопрос, который Теодор сам себе задает половину дня, теперь не находится ответа. Какого черта ноги привели его в дом Генри Карлайла, и нельзя ли было засунуть свое любопытство куда-нибудь подальше и зазвать смотрителя в менее пугающее место?

Проклиная себя, Теодор стучит в деревянную раму зеленой же входной двери.

Жаль, Бена задержала учеба и теперь некому будет вытащить задницу Теодора из этой передряги.

В доме раздаются грузные шаги хозяина, дверь открывается и являет взору хмурого Теодора самого Генри.

– Мистер Атлас! Спасибо, что согласились прийти. Проходите!

Карлайл довольно улыбается, так что Теодору тоже приходится одарить его ответной ухмылкой. На большее он не способен.

– Вы как всегда пунктуальны, – отмечает Генри и пропускает его в узкий коридор, залитый теплым комнатным светом. – Проходите в гостиную, это вперед и направо. Я пока приготовлю вам чашечку чая, если желаете.

– Я не пью чай, – отказывается Теодор. Бен в его голове ворчит и пускается в долгие поучительные наставления насчет пользы чая во время дружеской беседы. – Но от кофе не откажусь.

Генри кивает и снова улыбается. Порой кажется, что этот человек все делает с удовольствием. Теодор не может его понять.

– Разумеется. Покрепче? С сахаром?

– Без него, если можно.

Генри уже идет в кухню – белая дверь в самом конце коридора распахнута, и оттуда тянет ароматом запеченного мяса, – когда Теодор добавляет:

– Спасибо.

Одобрительно хмыкнув, Карлайл скрывается в кухне и гремит там посудой. «Только бы не растворимый!» – думает Теодор, проходя в гостиную. Уставленная мягкими креслами в тон широкому светлому дивану, столиками с торшерами, светло-бирюзовые плафоны которых заставляют серьезно задуматься о любви хозяина дома к зеленому цвету, и залитая закатным светом из широких окон, комната выглядит тесной, под стать дому. Теодор хочет поморщиться, но вместо этого садится на диван и вдруг замирает. Прямо напротив него над каминной полкой висит картина.

Сидящая у пруда рыжеволосая девушка, запрокинув голову, поправляет длинные прямые пряди. Глаза ее закрыты. Вокруг – кувшинки и зелень, даже изогнутый ствол ивы отдает зеленым. У девушки длинное светло-голубое платье с золотой вышивкой и красные цветы в волосах.

«Офелия у пруда», Джон Уильям Уотерхаус.

Теодор встает и подходит к камину. Картина висит немного выше уровня глаз, чтобы смотреть на нее можно было с дивана или кресел, так что вблизи ему приходится поднять голову. Краска на полотне заметно выцвела серо-зеленой вертикальной полоской, а по краям пошла мелкими трещинами.

Несомненно, это копия, срисованная с оригинала чьей-то умелой рукой. С оригиналом Генри Карлайл не стал бы обращаться столь жестоко.

Но, стоит отметить, картина довольно неплоха.

– Вижу, вас заинтересовала леди, – прерывает немой монолог голос Генри. Теодор не оборачивается – слышит лишь, как позвякивают чашки, – и Карлайл подходит к нему.

– Хорошая копия, – невольно признается Теодор. Его мозолистые пальцы скользят вдоль тонкой золоченой рамы и касаются полотна. Облупившаяся краска приятно трогает кожу.

– Оригинал, к сожалению, уже довольно давно никто не видел, – вздыхает Генри. – Три года назад я слышал, что он находится в частной коллекции у какого-то итальянца. Выставлять его на публику он почему-то не желает.

– Могу его понять, – усмехается Теодор.

Его взгляд натыкается на инициалы в самом углу картины: «К. К». Это удивляет: копиисты, как правило, не подписывают свои работы столь явно.

– Я не знал, что вы поклонник Уотерхауса, Генри, – тянет Теодор и оборачивается, встречая смеющиеся глаза Карлайла.

– Не я, – качает он головой. – Моя дочь. Увлекается прерафаэлитами, с тех пор как ей исполнилось тринадцать. Но вас, конечно, сложно победить в любви к Милле и его компании.

– Что вы сказали?

Генри спешит объясниться.

– Я полагаю, вы самый большой поклонник прерафаэлитов на моей памяти, спорить не стану…

– Нет, я не об этом, – обрывает Теодор. Курьезность ситуации не забавляет – пугает. – Это написала ваша дочь?

Когда Карлайл кивает, не сдерживая гордой улыбки, Теодор поджимает губы. Он не любит подобный жест, к такому обычно прибегает Бен, когда одолеть Атласа в честном споре у него не выходит. Но сейчас только это может выразить все его раздражение.

Девчонка с именем Клеменс, увлеченная рыжеволосыми женщинами с картин прерафаэлитов – совпадение не из приятных.

Не замечая его угрюмого настроения, Генри пускается в объяснения: