Могильщик кукол - Петра Хаммесфар Страница 9

В марте 1979 года у Труды не случайно проснулась материнская любовь. С самого начала это чувство было скорее стыдом и инстинктом. Тем самым инстинктом, побуждавшим любое животное защищать свое потомство. Может, все дело было в том, что предложение посетить профессора исходило именно от Теи Крессманн. А если так, тогда многое становится понятным.

Уже во время поездки к врачу Труда почувствовала внутри какое-то легкое жжение. В вагоне было тихо, попутчиков мало. Бен сидел у окна, крайне напуганный скоростью поезда и множеством новых впечатлений, с удивлением рассматривал быстро меняющийся ландшафт. Деревни, время от времени вокзал какого-нибудь городка, просторные поля, луга, пашни, пасущиеся коровы, огороженный выгон для лошадей и пасущиеся у железнодорожной насыпи овцы.

«Овечка по левую руку — радость тебе улыбнется, — часто говорила мать Труды. — Овечка по правую руку — радость спиной повернется».

На обратном пути овцы будут пастись на правой стороне.

Труда не могла думать, ощущая свое тело зажатым в тиски. Жжение внутри, глухое биение сердца, охвативший ее страх. Овцы у железнодорожной насыпи были дурной приметой.

Для Кристы, маленькой сестры Тони фон Бурга, овцы в 1943 году оказались роковым предзнаменованием. Криста фон Бург и Тея Крессманн. Два имени и длинная цепочка связей.

До замужества Тея Крессманн носила фамилию Альсен. А отец Теи Вильгельм всегда был патриотом. Он многим пожертвовал и немало сделал во имя отечества. В Первую мировую войну прямо со школьной скамьи он угодил на Западный фронт, где потерял половину левой ноги и левую руку целиком, за что получил Железный крест и крохотную пожизненную пенсию. И ни разу в его жизни еще не было женщины.

Герта Франкен — соседка Труды и Якоба, которая была старше XX века, — с живостью вспоминала обо всех событиях того времени и вскрывала подоплеку запутанных отношений между жителями деревни. Однажды после обеда в первую неделю марта 79-го года Герта Франкен не пожалела времени и через садовую изгородь посвятила соседку в историю деревни, поскольку Труда родилась и выросла в Лоберге, а потому не имела никакого представления о различных дружеских и враждебных отношениях односельчан и их хитросплетении.

Почему, например, Тони и Илла фон Бург с давних пор всегда весьма отстраненно держались с Рихардом и Теей Крессманн — еще до того, как возникли подозрения, что именно Рихард Крессманн был тем злосчастным водителем, который сбил на дороге в школу их младшую дочь и потом скрылся с места преступления. Почему Тони и Илла даже в случае крайней необходимости ехали с рецептом в Лоберг, вместо того чтобы купить лекарство у Эриха Йенсена, хотя Эрих когда-то всего два или три раза ходил на свидания с еще не замужней Теей и был вроде бы ни при чем. Но раны, передающиеся по наследству, из поколения в поколение, оказываются весьма глубоки.

В двадцатые годы и в начале тридцатых Вильгельм Альсен был гол как сокол. И вынужденно оставался холостым. И не только из-за отсутствия руки и половины ноги, чему сам он не предавал большого значения. Просто ему ничего другого не оставалось с той жалкой пенсией, на которую мог выжить впроголодь лишь один человек.

Но с 1933 года дела Вильгельма Альсена быстро пошли в гору. Патриоты и герои войны вновь стали востребованы, поскольку чаще всего были чистой арийской крови. Вильгельм Альсен мог документально доказать это. И он сделал карьеру. Староста деревни! Ковылять от дома к дому, провозглашать лозунги о величии рейха и следить за людьми, — о, на это он вполне годился!

Герта Франкен рассказала, как однажды Вильгельм Альсен уселся у нее на кухне и стал со всей серьезностью предостерегать ее, чтобы она была осторожна и не болтала ничего наподобие того, что почему же никто не сделал доброе дело и не пристрелил во время Первой мировой ефрейтора Адольфа. Иначе с ней в конце концов может случиться то же, что со Штернами и Гольдхаймами.

Тогда за ними Вильгельм Альсен пришел с двумя штурмовиками. Никто о них больше никогда ничего не слышал. Однако прошел слух, что Эдит, дочь Штерна, спаслась. Но о дальнейшей судьбе девушки ничего не было известно.

Затем Вильгельм Альсен переехал в дом Штернов. Местному старосте требовалась надлежащая резиденция, к тому же его жалкая ежемесячная пенсия возросла за счет казны: награда за поимку! Люди сгинули, от них не осталось и следа. В то время все же нашлась одна глупая гусыня, которая, хотя жениху было уже за сорок, последовала за ним в магистрат. Но это было уже в конце войны. А через четыре года родилась Тея.

Теперь то, что касается фон Бургов… Герта Франкен начала с того, насколько красивыми были все три ребенка в семье. Тони до сих пор мужчина хоть куда, просто герой, сошедший со страниц детских книг. Его старшую сестру Хайдемари тоже нельзя было назвать уродиной. Герта Франкен находила ужасным позором, что Хайдемари ушла в монастырь, после того как Пауль Лесслер дал ей отставку из-за этой взбалмошной итальянки.

Но Хайдемари не шла ни в какое сравнение со своей младшей сестрой. Все женщины на улице оборачивались вслед маленькой Кристе. Девочка — прямо ангелочек, шла за руку с матерью, прыгала и ликовала, радуясь жизни, когда ее брали в деревню.

Тогда фон Бурги еще держали овец. А у Кристы, прелестного существа, белокурой, послушной и крепкой, уже не маленькой девочки, с головой было не все в порядке. Не так плохо, как у Бена, отнюдь нет. Просто Криста, когда на нее никто не смотрел, подбирала на дворе овечий навоз и засовывала себе в рот.

Вильгельм Альсен это увидел. В то время он был везде и нигде, и всегда там, где его меньше всего рассчитывали увидеть. Он умудрялся видеть сквозь стены, в его распоряжении были глаза честного гитлерюгенда, его уши были в каждой кухне, в каждой спальне.

Фон Бургов обязали отправить маленькую Кристу в специальный санаторий. Распоряжение сверху, лично переданное Вильгельмом Альсеном — как все плохие сообщения тогда. В санатории о Кристе должен был позаботиться один профессор.