Ниндзя - Гейл Линдс Страница 88

В это время года за городом было серо и скучно. Обжигающе прекрасные оранжевые цвета осенней листвы уже отошли, превратившись под копытами животных в грязное коричневое месиво, а первый снег еще не прикрыл голую землю своей белизной.

Поезд мчался под низким осенним небом, в котором неясно угадывался приближающийся дождь. За окнами проносились печальные голые деревья под присмотром мрачных черно-зеленых сосен. Казалось, Бог после долгих стараний отказался от этого уголка земли и махнул на него рукой.

Николас всмотрелся в далекий горизонт, и пейзаж за окном превратился в смутное темное пятно. Сидевшая рядом с ним Юкио наклонилась к окну и коснулась Николаса упругой грудью. Чтобы удержаться от качки, она оперлась пальцами на его бедро, вонзаясь в него ногтями. Тепло разлилось по телу Николаса. Он полуиспуганно ожидал, что ее рука сейчас поднимется выше.

Напротив них сидел чисто выбритый японский бизнесмен в темном костюме; рядом с ним на сидении лежал кожаный чемоданчик, поверх него — аккуратно сложенный черный плащ, а на самом верху — черный котелок. Попутчик оторвал глаза от газеты и посмотрел в их сторону. Через толстые линзы очков его глаза казались неестественно большими и круглыми. Он моргнул, словно рыба, наткнувшаяся на какой-то неизвестный предмет. Заметил ли он пальцы Юкио у Николаса на бедре, перед тем как вернуться к чтению? Газета тихонько зашелестела; с таким же успехом это могла быть кирпичная стена.

Николас видел, как поблескивает край толстого золотого кольца. Он вообразил этого человека важной шишкой из дзайбацу. Может, “Мицубиси”? Или “Сумитомо”, или “Мицуи”? Во всяком случае, ни “Ниппон Стал”, ни “Тойота;”, ни “Ниссан”. Нет, скорее, это одна из новых электронных фирм — “Тосиба”, “Мацусита”, “Хитати”.

Возможно, его семья когда-то основала “Мицубиси”. Николас знал, что теперь, как и в самом начале, делами дзайбацу управляли семейные кланы. Американские законы Прервали эту власть, но не надолго.

Николас смотрел сквозь газету и рисовал в своем воображении круглое желтое лицо, слегка поблескивающее от тонкой пленки пота; белоснежный накрахмаленный воротничок; темно-синий шелковый галстук. Символ новой Японии, которая мучительно избавляется от средневековой изоляции. Странно, но это далекое прошлое давит на нее гораздо сильнее, чем события недавней войны. Переход к европейской одежде был всего лишь проявлением культурной тяги к Западу.

Япония уже достигла экономического равенства и теперь собирала силы для рывка, чтобы оставить позади те страны, у которых она когда-то училась. Николас был убежден, что настанет день, когда японцы докажут всему миру свое могущество и после этого вернутся к традиционным кимоно.

Они ехали из Токио в Осаку на суперэкспрессе. Справа простирался Хонсю, главный остров Японии. Слева время от времени показывалось море, бросая причудливые золотистые блики на потолок вагона. Толчки и шум почти не ощущались на этом сверкающем серебристо-синем лайнере, тихом и просторном.

Юкио откинулась на сидении и взяла Николаса под руку.

— Почему бы нам не переночевать в Осаке? — Словно оправдываясь, она добавила: — Терпеть не могу поездов.

Николас уже думал об этом. Пожалуй, это неплохая мысль. Ночная жизнь там яркая и оживленная, а Николасу как раз сейчас необходимо было развлечься.

Их маленький шпионский заговор против Сайго — Николас предпочел забыть, кто все это затеял, — оказался ненужным. Еще до того как Юкио пошла на обед в дом Сацугаи, где она должна была тайком взглянуть на железнодорожный билет Сайго, Николасу принесли записку. Сайго приглашал его на несколько недель в Кумамото, небольшой городок на Кюсю. О цели визита в записке ничего не сообщалось. Как и все в жизни Сайго, это было окутано тайной.

Николас читал записку с гнетущим чувством. Ему почему-то казалось, что Сайго разгадал его мысли и за словами записки скрывается что-то совсем другое. До Николаса будто доносился далекий звон колоколов с окутанной туманом горы.

“Если ты решишься, — сказал Кансацу, — то окажешься на неизвестной территории. Я не могу тебе советовать. Помни только, что здесь ты уже всему научился”. Николас был подавлен: его план раскрыт, и вместо того, чтобы подумать, зачем Сайго зовет его на юг, Николас отдался тяжелым предчувствиям. В довершение всего, Юкио все-таки пошла на обед к Сацугаи.

За окном молча возвышались горы, сине-серые, прорезанные полосами снега, стекавшего с их вершин как пролитые сливки. Куда он сейчас направляется — к свету или во мрак? И имеет ли это значение?

— Особенно этот, — произнесла Юкио, будто и не молчала несколько минут. — Ненавижу этот поезд. Широкие сидения, хромированные полки, огромные окна — все это для меня ничего не значит. Еще хуже. От этой тишины мне становится не по себе. — Она состроила гримасу. — У меня нога затекла.

Юкио вытащила из-под себя ноги и выпрямила их в проходе. Сосед беспокойно зашуршал газетой.

— Ладно, — согласился Николас. — Хорошо. Не было никаких причин очертя голову мчаться в Кумамото. В конце концов, Николас был в Осаке только один раз, очень давно, и ему было любопытно посмотреть, как изменился город. Узнает ли он его? Наверно, нет.

Николас чувствовал рядом с собой теплое тело Юкио и думал, разумно ли брать ее с собой. Честно говоря, это была не его идея. Но решив принять приглашение Сайго, он просто не смог отговорить Юкио ехать вместе с ним.

— Ведь это ты меня во все втянул, — сказала она звонким обвиняющим голосом. — И теперь ты просто обязан взять меня с собой, — Юкио непокорно откинула голову; даже в гневе она была необычайно привлекательной. — И потом, если ты этого не сделаешь, я поеду сама. Думаешь, ты сможешь от меня спрятаться?

Николас так не думал. Нехотя соглашаясь, он поймал себя на мысли, что ведет себя совершенно не по-японски. Интересно, полковник так же уступал Цзон?

Когда Юкио была рядом, Николаса часто охватывала дрожь и его мускулы начинали непроизвольно сокращаться. Иногда в такие минуты он изучал себя, как бы глядя со стороны. Это помогало справиться с каким-то жутким чувством, которое, как дрожащая летучая мышь, поднималось в нем откуда-то из живота. Николас знал, что не должен отдаваться этому чувству, иначе сойдет с ума. Проводя рукой по его телу, Юкио задевала неведомые струны в самом темном закоулке его души, о котором он и сам прежде не знал и который оставался неподвластным его собственной воде.