Стеклянные тела - Эрик Аксл Сунд Страница 8

Пол прошагал к стереосистеме и выключил ее.

– Что за дерьмо ты слушаешь? – спросил он и уселся на край кровати.

– Тебе такого не понять, – ответила Ванья, по-прежнему улыбаясь. – Ты слишком занят собой. Слишком боишься.

– В каком смысле боюсь?

– Ты не осмеливаешься видеть мир таким, какой он есть.

– А ты, конечно, осмеливаешься. Или эти, которых ты слушаешь.

– Ага.

– Что за группа?

– Это не группа. Это мы с Марией.

– Почему ты мне ничего об этом не рассказывала?

– А ты спрашивал?

– Как называется песня?

– «Гниющая земля». «Земля» через «е».

– И я – тоже пропащая душа? Как там сказано?

При виде его натянутой улыбки Ванья все поняла. Явился злой как чёрт, а теперь хочет перемирия и потому притворяется заинтересованным. Отличная возможность еще позлить его; Ванья полистала свой дневник. Нашла текст Марии. Прочитала вслух:

– «На земле без людей никто не спросит, что такое добро и что такое зло. Жизнь есть жизнь, тараканы это или гомо сапиенс. Жизнь может быть вакуумом. Земля просуществует и без людей. На земле без людей мораль из правил жизни превращается в помеху. Слабый не должен жить. На земле без людей этика лишь тщеславие и роскошь».

– Я, может, несколько старомоден, но разве текст песни не должен быть в рифму?

– Сейчас будет пауза. Мария читает, а потом мы понизили звук.

– Понизили звук?

– Да. Сейчас это можно сделать.

– О’кей. Послушаем.

Ему все еще интересно, подумала Ванья. Он сегодня терпеливый.

– «Земля – царство боли и агонии. Она творение Сатаны в той же мере, в какой она – творение Бога. На земле без людей невыдуманный Бог существовал бы ради себя самого. С шлифовальным диском над радужной оболочкой – слепота существует лишь для зрячих. Слава тебе, Сатана. Слава тебе, Бессмысленность. Да здравствует все, что рождено, чтобы умереть. Да здравствует пустота, тьма и боль. Омега».

Ванья отложила дневник.

– Ты что, сатанистка? – спросил Пол, и на виске у него снова надулась жила.

– Дурак.

Пять секунд молчания. Ванья предположила, что он успокоился.

Она надела наушники и подключила их к стереосистеме. Включив музыку и увеличив громкость, она увидела, как Пол поднимается с кровати и выходит.

И вид у него при этом грустный.

Она открыла глаза в полной темноте и попыталась не думать.

Мария получила бандероль – и сделала это.

Мария решилась.

Ванье не хотелось вспоминал разговор с матерью Марии. Слезы, непонимание и вранье: мол, она понятия ни о чем не имела.

Прокладка вонючая, подумала тогда Ванья, однако промолчала.

Надо было сказать: «Я знаю, что ты знаешь, почему Мария покончила с собой. Слушай, ты, жирная, вечно жрущая чипсы шлюха. Ты пьёшь, и у Марии больше не было сил подтирать твою блевотину. Она больше не знала, что говорить, когда звонил твой начальник и спрашивал, почему ты не на работе. Вранье закончилось, и она не знала, что говорить в страховой кассе, на бирже труда, домовладельцу, в банке, судебному исполнителю, чёрту в ступе… Мария хотела другого, но ты стояла у нее на пути».

Но Ванья всего этого не сказала. Она только молчала и всхлипывала.

Ванья ненадолго зажмурилась. Никакой разницы, открыты у тебя глаза или закрыты. Чернейшая чернота. Она знала – если сидишь в подвале без окон, то в этом подвале станет в пятьдесят тысяч раз темнее, если туда проникнет луч солнца.

Иными словами, абсолютная чёртова темнота. Вот как сейчас.

Чернота, которую можно резать ножом. Чернота, которую можно есть.

В полной темноте все одинаковы, думала она. Никто не красавец, и никто не урод. Ни высокий, ни низкий. Абсолютная темнота – это справедливость, и все такие, какие есть.

Слепота должна быть обязательным условием жизни.

Ходят слухи, что Голод выколол себе глаза вязальными спицами. Якобы есть фотографии, доказательство. Все ради абсолютного безучастия, чтобы только мысли – главное.

В темноте мы все одинаковы, думала Ванья, надеясь, что ее бандероль никогда не придет.

Я хочу жить, ведь мое желание умереть так сильно, что я хочу наслаждаться этим чувством как можно дольше.