Грешница - Тесс Герритсен Страница 8

— Прежде чем вы уйдете, — остановила ее Риццоли, — скажите, где комната сестры Камиллы?

— Четвертая дверь.

— Она не заперта?

— На этих дверях нет замков, — сказала Мэри Клемент. — И никогда не было.

* * *

Когда они зашли в келью сестры Камиллы, в нос ударил запах хлорки и хозяйственного мыла. Как и в комнате сестры Урсулы, здесь было одно окно со средником, выходившее во внутренний двор, и такой же низкий, с деревянными балками, потолок. Но если комната Урсулы имела обжитой вид, то у Камиллы все было так тщательно выскоблено, что келья казалась стерильной. Беленые стены были голыми, если не считать деревянного распятия напротив кровати. Именно его в первую очередь видела Камилла, когда просыпалась утром. Распятие символизировало смысл ее существования. Это была келья кающейся грешницы.

Маура перевела взгляд на пол и увидела белесые пятна, оставшиеся на деревянных досках там, где их скребли с особенным усердием. Она мысленно представила себе, как юная Камилла, стоя на коленях, драит пол металлической мочалкой, пытаясь соскрести… но что? Въевшиеся вековые пятна? Следы пребывания женщин, которые жили здесь прежде?

— Черт побери, — усмехнулась Риццоли. — Если чистоплотность определяет набожность, то эту женщину можно назвать святой.

Маура подошла к письменному столу, на котором лежала раскрытая книга. «Святая Бригита Ирландская. Биография». Она представила себе, как Камилла сидит за этим древним столом, и свет из окна падает на ее утонченное лицо. Ей вдруг стало интересно, случалось ли, что в теплые дни Камилла снимала белое покрывало и оставалась с непокрытой головой, подставляя ветерку свои коротко стриженные светлые волосы.

— Здесь кровь, — заметил Фрост.

Маура обернулась и увидела, что он стоит возле кровати, уставившись на смятые простыни.

Риццоли сдернула покрывало, и на простыне обнаружились светло-красные пятна.

— Менструальная кровь, — сказала Маура. Фрост, залившись краской, отвернулся. Даже женатые мужчины бывают щепетильны, когда дело касается интимных особенностей женской физиологии.

Звон колокола вновь привлек взгляд Мауры к окну. Она увидела монахиню, которая вышла из дверей монастыря, чтобы открыть ворота. Во двор зашли четверо в желтых плащах.

— Криминалисты прибыли, — сказала Маура.

— Пойду вниз, встречу их, — произнес Фрост и вышел из кельи.

За окном все еще падал мокрый снег, и обледеневшее стекло затрудняло обзор. Маура различила неясный силуэт Фроста, который вышел навстречу криминалистам. Еще одна группа пришельцев, угрожавших нарушить священный покой аббатства. А за стенами ждали очереди другие. Вдоль забора курсировал телевизионный фургон, наверняка с включенными камерами. Как им удалось так быстро добраться сюда? Неужели запах смерти настолько притягателен?

Маура обернулась к Риццоли.

— Вы ведь католичка, Джейн?

Риццоли, рывшаяся в шкафу Камиллы, фыркнула.

— Я? С «неудом» по катехизису.

— А когда вы перестали верить в Бога?

— Примерно тогда же, когда перестала верить в Санта-Клауса. Так и не дотянула до конфирмации, что до сих пор приводит в бешенство моего папашу… Господи, до чего же унылый гардероб! Что мне надеть сегодня — черное или коричневое платье? Что может заставить девушку в здравом уме пойти в монахини?

— Не все монахини носят такие платья. Во всяком случае со времен Второго Ватиканского собора.

— Да, но весь этот бред насчет строгости и воздержания до сих пор остается. Никакого намека на секс до конца жизни.

— Не знаю, — ответила Маура. — Возможно, для кого-то это облегчение — не думать о мужчинах.

— Не уверена, что такое возможно.

Риццоли захлопнула дверцу шкафа и медленно оглядела комнату, словно искала что-то… но что именно? Для Мауры это оставалось загадкой. Ключ к пониманию личности Камиллы? Ответ на вопрос, почему ее жизнь оборвалась так рано и так жестоко? Но Маура не находила никаких подсказок. В этой выскобленной комнате не осталось и следа от бывшей обитательницы. В этом, возможно, и крылась разгадка Камиллы. Молодая женщина, постоянно оттирающая грязь. Смывающая с себя грех.

Детектив прошла к кровати и, опустившись на четвереньки, заглянула под нее.

— Черт возьми, здесь так чисто, что можно есть прямо с пола.

От порыва ветра задрожали стекла в окне. Маура обернулась и увидела, что Фрост и криминалисты направляются к часовне. Один из экспертов вдруг поскользнулся на камнях и нелепо замахал руками, изо всех сил пытаясь удержаться на ногах. «Так мы и живем, — подумала Маура, — сопротивляясь силе искушения с не меньшим упорством, чем силе гравитации. И когда все-таки падаем, это каждый раз оказывается для нас сюрпризом».

Бригада экспертов зашла в часовню, и Маура мысленно представила себе, как они молча уставились на пятна крови сестры Урсулы, и их дыхание вырывается облачками пара.

За спиной что-то грохнуло.

Маура обернулась и увидела Риццоли на полу рядом с опрокинутым стулом. Она сидела, низко опустив голову.

— Джейн! — Маура опустилась на колени рядом с детективом. — Джейн!

Риццоли отмахнулась от нее.

— Я в порядке. Все хорошо…

— Что случилось?

— Я просто… кажется, я слишком резко встала. Мне что-то нехорошо… — Риццоли попыталась выпрямиться, но тут же снова опустила голову.

— Вам лучше прилечь.

— Нет, не надо. Я посижу минутку, и все пройдет.

Маура вспомнила, что Риццоли неважно выглядела там, в часовне — лицо было слишком бледным, губы бесцветными. Тогда она предположила, что детективу просто холодно. Сейчас они находились в тепле, но у Риццоли по-прежнему был нездоровый вид.

— Вы сегодня завтракали? — спросила Маура.

— М-м…

— Вы что, не помните?

— Да, кажется, что-то ела.

— А поподробнее?

— Ну, кусочек тоста годится? — Риццоли оттолкнула руку Мауры, раздраженно отвергая любое участие. Это было проявлением той самой агрессивной гордости, из-за которой с ней так тяжело было работать. — Я думаю, у меня грипп.

— Вы уверены, что дело в этом?

Риццоли откинула с лица пряди волос и медленно выпрямилась.

— Да. И к тому же не стоило пить сегодня столько кофе.

— Сколько вы выпили?

— Три… Может, даже четыре чашки.

— Не многовато?

— Мне нужно было взбодриться. Но теперь у меня в желудке как будто дыра открылась. Меня тошнит.

— Я провожу вас в туалет.

— Нет. — Риццоли отстранила ее. — Я сама, хорошо?