Грешница - Тесс Герритсен Страница 7

Действительно, Маура не могла представить Мэри Клемент в ином образе. И уж тем более очаровательной женщиной, разбивающей мужские сердца.

Они поднялись на лестничную площадку верхнего этажа, и перед ними открылся длинный коридор. Здесь было совсем не холодно и оттого уютно. Низкие темные потолки удерживали тепло. Опорные балки были старыми, явно прошлого века. Аббатиса подошла ко второй двери и, взявшись за ручку, остановилась в нерешительности. Наконец она повернула ее, дверь распахнулась, и серый свет пролился на лицо настоятельницы.

— Это комната сестры Урсулы, — тихо произнесла она.

В комнате едва ли хватило бы места для всех сразу. Фрост и Риццоли вошли, а Маура осталась у двери, разглядывая полки с книгами и цветочные горшки с буйно растущими узамбарскими фиалками. Окно со средником и низкий потолок с деревянными балками придавали комнате средневековый вид. Чисто прибранная школярская мансарда, обстановку которой составляли простая кровать, платяной шкаф, письменный стол и стул.

— Кровать убрана, — сказала Риццоли, глядя на аккуратно заправленное белье.

— Такой мы увидели ее сегодня утром, — ответила Мэри Клемент.

— Разве она вчера не ложилась спать?

— Просто она очень рано встает. У нее такая привычка.

— Как рано?

— Часто бывает, что за несколько часов до Утрени.

— Утрени? — переспросил Фрост.

— Наше утреннее богослужение в семь часов. Этим летом сестра Урсула с самого раннего утра работала в саду. Ей это нравится.

— А зимой? — поинтересовалась Риццоли. — Что она делает зимой в такую рань?

— У нас в любое время года полно работы для тех, кто еще в силах. Многие из наших сестер уже абсолютно немощны. В этом году нам пришлось нанять миссис Отис для работы на кухне. Но даже с ее помощью мы едва управляемся с рутинными делами.

Риццоли открыла дверцу гардероба. В нем висела аскетическая коллекция черно-коричневой одежды. Никакого намека на иные цвета или украшения. Это был гардероб женщины, целиком посвятившей себя Господу и выбиравшей одежду исключительно с целью служения Ему.

— Это вся ее одежда? Вся здесь, в шкафу? — спросила Риццоли.

— Вступая в орден, мы даем обет бедности.

— Означает ли это, что вы отказываетесь от всего, что вам принадлежит?

В ответ Мэри Клемент снисходительно улыбнулась, как улыбаются ребенку, задавшему нелепый вопрос.

— Это не так уж трудно, детектив. К тому же мы оставляем себе книги, памятные вещицы. Как видите, сестра Урсула обожает свои узамбарские фиалки. Но вы правы, перед приходом в монастырь мы оставляем всю свою собственность. Наш устав предполагает созерцание и размышление, мы отвергаем соблазны внешнего мира.

— Прошу прощения, мать-настоятельница, — обратился к аббатисе Фрост. — Я не католик, поэтому не очень хорошо понимаю, в чем смысл вашего религиозного ордена.

Его вопрос прозвучал в высшей степени уважительно, поэтому Мэри Клемент встретила его с улыбкой более теплой, чем та, которую она адресовала Риццоли.

— Мы ведем созерцательную жизнь. Жизнь, состоящую из молитв, самоотречения и медитации. Вот почему мы отгораживаемся от мира этими стенами. Не впускаем сюда посетителей. Уединение для нас благо.

— А если кто-то нарушит правила? — спросила Риццоли. — Вышвырнете вон?

Маура заметила, как Фрост поморщился от грубого вопроса.

— Мы добровольно соблюдаем правила, — пояснила Мэри Клемент. — Подчиняемся им потому, что сами хотим этого.

— Но ведь наверняка может так случиться, что какая-нибудь монахиня проснется утром и скажет: «Мне хочется пойти на пляж».

— Такого не случается.

— Но должно случаться. Они ведь люди.

— Такого не случается.

— Никто не нарушает правил? Никто не выходит за ворота?

— У нас нет необходимости покидать аббатство. Миссис Отис покупает нам продукты. Отец Брофи удовлетворяет наши духовные запросы.

— А письма? Телефонные звонки? Даже в тюрьме строгого режима разрешается время от времени звонить по телефону.

Фрост, болезненно морщась, сокрушенно покачал головой.

— У нас есть телефон, для экстренных случаев, — сказала Мэри Клемент.

— Им может пользоваться любая?

— Да, но зачем им телефон?

— А как насчет почты? Вы получаете письма?

— Некоторые из нас сознательно отказались от всякой переписки.

— А если вы все-таки хотите отправить письмо?

— Кому?

— Разве это имеет значение?

На лице Мэри Клемент застыла натянутая улыбка, в которой угадывалась молчаливая мольба Всевышнему послать ей терпение.

— Я могу лишь повториться, детектив. Мы не заключенные в тюрьме. Мы сами выбрали такую жизнь. Те, кто не согласен с нашими правилами, могут уйти.

— И что они будут делать в чужом для них мире?

— Вы, похоже, думаете, что мы совсем ничего не знаем о мире. Некоторые из наших сестер работали в школах или больницах.

— Я думала, устав не позволяет монахиням покидать стены монастыря.

— Иногда Господь призывает нас для служения миру. Несколько лет назад сестра Урсула услышала Его зов и уехала в другую страну, чтобы там помогать людям. Ей было дано разрешение покинуть монастырь и жить в миру, не отрекаясь от обета.

— Но она вернулась, — заметила Риццоли.

— Да, в прошлом году.

— Ей не понравилось жить в миру?

— Ее миссия в Индии была не из легких. И даже пришлось столкнуться с проявлением насилия — деревня, где она жила, подверглась атаке террористов. Вот тогда она и вернулась к нам. Здесь она вновь ощутила себя в безопасности.

— У нее не было семьи, где были бы рады принять ее?

— Ее ближайшим родственником был брат, который умер два года назад. Теперь мы ее семья, а Грейстоунз — ее дом. Когда вы устаете от мира и вам нужен покой, детектив, — мягко произнесла аббатиса, — разве вы не идете домой?

Риццоли на мгновение задумалась над ответом и, казалось, слегка расстроилась. Взгляд ее скользнул к стене, где висело распятие. Но тут же отскочил.

— Мать-настоятельница! — Женщина в засаленном голубом фартуке стояла в коридоре и смотрела на них безучастным взглядом. Еще несколько прядей выбились из ее прически и теперь обрамляли ее худое лицо. — Отец Брофи направляется к нам, чтобы заняться репортерами. Они буквально обрывают провода, поэтому сестра Изабель только что отключила телефон. Она не знает, что им говорить.

— Я иду, миссис Отис. — Аббатиса повернулась к Риццоли: — Как видите, у нас сейчас очень много дел. Пожалуйста, осматривайте здесь все, что вам нужно. Я буду внизу.