Видео Иисус - Андреас Эшбах Страница 71

– Будь я проклят! – вскричал он. – Вы правы. Если показать видео до того, как состоится путешествие в прошлое, то отпадёт всякая мотивация для этого!

– Точно. И тогда путешествие во времени не состоится. Но тогда не будет и видео, которое вы смогли бы показать по телевидению.

– Прекратите! – поднял руки Каун. – У меня сейчас треснет голова! Что это значит?

– Это значит, вы не покажете его по телевизору до того, как путешественник стартует.

– Но если я его найду и всё-таки покажу?

– Вы его не покажете, какова бы ни была для этого причина. Этого не произойдёт. Возможно, потому, что вы его всё же не найдёте. Я знаю, вы не хотите этого слышать. А может быть, вы его и найдёте, но продержите под замком три года. Или дольше. В любом случае путешественник должен стартовать в мире, где никому не известна эта видеозапись, которую он сделает, – или уже сделал.

Каун опять весь опал, глубоко задумавшись. Эйзенхардт терпеливо ждал. В любом случае магнат не взорвался, чего он боялся. Напротив, чем дольше он размышлял, тем веселее казался с виду.

– Но ведь это могло бы означать, – сказал он наконец, – что мне удастся найти видео и продать его католической церкви. И что она будет держать его под замком до скончания времён. Ведь так?

Эйзенхардт насторожился. До такого варианта он не додумался. Осмыслив его, он кивнул:

– Да. Это тоже могло бы служить объяснением.

Каун расплылся в улыбке. Казалось, ещё немного – и он рассмеётся.

– Знаете, что это значит? Что вы тем самым только что доказали?

– Я только что доказал?.. – неуверенно повторил Эйзенхардт. Кажется, Каун открыл в этом деле аспект, который от писателя ускользнул. Какая досада.

– Если церковь приобретёт это видео, – с наслаждением объяснил промышленник, – и затем будет держать под замком, то это означает, что там есть что скрывать. Например, на видеозаписи будет нечто такое, что поставит под вопрос всё учение церкви – правильно?

Эйзенхардт озадаченно кивнул. Не так уж и глупо. Он вдруг заметил, что какая-то часть его сознания всё время старается найти основания для того, чтобы взглянуть на американца сверху вниз. Примерно по такому принципу: окей, он мультимиллионер, но это значит только то, что он туполобый, корыстолюбивый хищник, чьё мировоззрение ограничивается четырьмя арифметическими действиями и начислением процентов. Я же, напротив, интеллектуал, человек духовный, а ведь всё дело именно в этом. И вдруг обнаружить, что Джон Каун фактически чёрт знает как башковит, находчив и изобретателен!.. Это раздражало Эйзенхардта. Ведь тогда получалось, что Каун достоин своих миллионов.

– Но если, – тянул американец нить своих рассуждений, – видеозапись имеет такого рода щекотливое содержание, то это значит, что я могу запросить за неё почти любую цену. Всё или ничего, мистер Эйзенхардт. Понимаете ли вы это? Ваша аргументация доказывает с неопровержимой логикой, что мы либо потерпим крах – если вообще не найдём видео, – либо одержим победу по всем фронтам.

* * *

Перевозка находки из четырнадцатого ареала проходила самым неприметным образом. Профессор Уилфорд-Смит и Шимон Бар-Лев вместе спустились в яму, где вокруг места находки уже были выставлены несколько ящиков из грубо полированной нержавеющей стали с засыпанным на дно слоем просеянного песка в палец глубиной. Потом они надели тонкие пластиковые перчатки и уложили кости мёртвого в эти ящики. В самом конце они подняли со всей возможной осторожностью льняную сумку, в которой содержалась пересохшая до хруста брошюрка инструкции для видеокамеры, и поместили её в отдельный ящик. Потом заполнили ящики до верха шариками из химически нейтрального пенопласта и закрыли крышки.

Им уже не раз приходилось поднимать ценные находки подобным образом. Единственное отличие состояло на сей раз в том, что вся эта акция снималась на видео несколькими камерами. И что каждый ящик был закрыт на массивный висячий замок.

Ящики погрузили в машину, и спустя некоторое время весь транспортный конвой двинулся в сторону Иерусалима. Едва за ними улеглась пыль, как сняли палатку, которая целую неделю простояла над местом находки. Но и без этого некогда оживлённый лагерь выглядел покинутым и мёртвым, как будто его опустошила чума.

Каун всё ещё пребывал в дурном расположении духа, и обстоятельства не способствовали его улучшению в обозримом времени. Он смотрел на невзрачную заднюю стену Рокфеллеровского музея и бросал взгляды, полные особенного омерзения, в сторону мусорного контейнера, который стоял рядом с разгрузочной платформой и распространял вокруг себя неописуемую вонь.

– Вы мне не сказали, что музей сегодня открыт, – прорычал он профессору Уилфорду-Смиту.

– Рокфеллеровский музей открыт каждый день, – спокойно ответил профессор. – Каждый день с десяти утра до пяти вечера. За исключением пятницы, когда он закрывается уже в два часа пополудни, и субботы.

За низкой балюстрадой появилась группа подростков, которые шумно дурачились в районе главного входа. Некоторые из них прыгали на ограждение и оживлённо махали им руками.

– Вы всерьёз собираетесь исследовать наши находки в то время, как по всему зданию носятся эти люди? – Слово люди Каун произнёс так, будто собирался сказать совсем другое: эти насекомые.

– Опасности никакой нет. К лаборатории публика не попадает. Многие даже не знают, что здесь вообще есть какие-то лаборатории.

– Может, и так. Но повторяю: давайте всё упакуем и отправим в США, в частную лабораторию, где мы сможем всё держать под контролем.

Профессор немного помолчал, глядя на небо и щурясь на солнце.

– Для этого вам потребуется разрешение израильских властей на вывоз.

– Да уж разрешение я как-нибудь получу.

– Они не дураки. Вам придётся показать им находки.

Каун раздосадованно хрюкнул.

– Да, да. Ну ладно.

Он подал своим людям знак, которого они только дожидались.

Профессор с ключами пошёл вперёд, а люди со стальными ящиками следовали за ним по прохладным коридорам, стены которых были сложены из светлого кирпича, мимо железных дверей, окрашенных белой краской, и наконец добрались до просторной лаборатории с длинными столами, полными луп и микроскопов, и с длинными полками, уставленными бутылками с химикатами. Каун мрачно огляделся. На его взгляд, вся эта обстановка вызывала мало доверия. Оборудование лаборатории как будто осталось от шестидесятых годов.

Райан вдруг встал, широко расставив ноги:

– Запоры на дверях абсолютно ненадёжны, – громко заявил он и указал на стальную дверь, которая вела в лабораторию: – Этот замок я открою в мгновение ока при помощи простой иголки. Это несерьёзно. Мы непременно должны…

– Прикусите язык, Райан, – жёлчно пролаял Каун. – И лучше не попадайтесь мне на глаза, пока я в плохом настроении.