Подружка невесты - Рут Ренделл Страница 50

Сента была в черном. От этого ее кожа казалась белой, как морская раковина, а волосы приобрели зеркальный стальной блеск. Такого же цвета у нее был лак и в тон ему серебряные тени. Сента без труда поднималась по лестнице на шпильках. Она шла впереди, но, несмотря на высоту ступенек, все равно была на голову ниже, и Филипп смотрел на ее макушку. Рыжие корни волос светились чем-то розовым, и на него нахлынула волна нежности к ее странным манерам и безобидному тщеславию.

Филипп ощутил и кое-что еще: Сента волнуется, находясь за пределами своего дома. Он обратил на это внимание, ведь она рассказала об агорафобии. На улице ее волнение было сильнее, а в доме оно превратилось в застенчивость. Хозяева выглядели немного сконфуженными, но Фи вышла из положения просто:

— Не скажу, что это не было для нас сюрпризом, но мы скоро привыкнем.

У Дарена закончился бильярд и начался повторный показ какого-то турнира по гольфу; он выключил звук и воспользовался паузой, чтобы разузнать последние семейные новости:

— Чем сейчас занимается тетя Рита?

Почти в тишине, натянутой и оттого неловкой, Сента пила шампанское. Она осторожно сказала «спасибо», когда Фи предложила тост за Сенту и Филиппа, «которые еще не помолвлены, но скоро будут». Она первый раз была в этой квартире, но, когда Фи спросила, не хочет ли она ее осмотреть, — совершить прогулку, неизбежно короткую, так как осталось увидеть только маленькую спальню и крошечную душевую, — Сента покачала головой и поблагодарила: не хочется, как-нибудь в другой раз. Дарен, возясь со своей шуткой, как собака с заветной костью, снова сообщил, что не принимал ванну с тех пор, как вернулся из свадебного путешествия, и спросил… не хочет ли Сента сходить в душ.

По пути на Тарзус-стрит Филипп чувствовал, как его душит и одновременно разрывает желание сделать Сенте предложение. Но ему не хотелось, чтобы потом, может, двадцать лет спустя, она вспоминала, как он попросил стать ее своей женой в машине на северной окраине Лондона.

— Куда мы едем? — спросила она. — Эта ведь не та дорога. Ты меня похищаешь, Филипп?

— На всю оставшуюся жизнь, — ответил он.

Филипп ехал до парка Хэмпстед-Хит. Это не очень далеко. На небе светила большая полная луна цвета волос Сенты. От Спэниардс-роуд, где дорога уходила вниз к Вэйл-оф-Хит, он повел ее на край леса. Его забавляло, что Сента так уверена в том, что он привез ее сюда, чтобы в тихую сухую летнюю ночь заняться любовью на свежем воздухе. Она покорно позволила Филиппу вести себя, вложив в его руку свою мягкую ладонь. Лунный свет окрасил траву в белый, землю на тропинке — в цвет мела. Тени от деревьев были черные. Наверняка где-то есть люди, не может быть, что они здесь одни, но тишина стояла, как за городом, а воздух был неподвижен, как в комнате.

Встать на колени нельзя: Сента сочтет его сумасшедшим. Филипп взял ее за руки и притянул к себе. Он заглянул в ее зеленые глаза, которые расширились в ответном взгляде. В них отражалась луна. Чинно — так, как, возможно, говорили его прадеды, так как это описывают в книгах, — Филипп произнес:

— Сента, я хочу на тебе жениться. Согласна ли ты стать моей женой?

Она едва улыбнулась. Стало понятно, что ожидала она совсем не этого. Ее голос зазвучал мелодично и отчетливо:

— Да, Филипп, я выйду за тебя замуж. Я очень хочу выйти за тебя замуж. — Она приблизила губы. Он наклонился и поцеловал ее, но очень сдержанно. Ее кожа похожа на мрамор. Она сама как мраморная статуя, которую какой-то бог теперь превращает в живую девушку. Филипп чувствовал тепло, пробивающееся сквозь каменное тело. Сента произнесла, серьезно, немного отдаляясь, но не сводя с него глаз: — Мы с начала времен предназначены друг другу судьбой.

Ее губы стали более страстными, а язык — ласковым.

— Не здесь, — сказал он, — Сента, поедем домой.

Уже далеко за полночь Филипп понял, почему в самый разгар романтической сцены, в тот самый момент, когда он попросил руки Сенты, между ними словно возникла неловкость, все испортившая. Виной всему — выбранное место, обстановка вокруг. Казалось, в точности повторяется, пусть и на другой поляне, среди других деревьев, сцена, описанная Сентой: Джерард Арнэм заглядывает ей в глаза, склоняет голову и что-то тихо говорит — а она выхватывает стеклянный кинжал и вонзает ему в сердце.

Желтый свет уличных фонарей лился сквозь окна на коричневое покрывало. Филипп слышал, как Рита и Джейкопо кружат по паркету над его головой под звуки «Вальса на коньках». Он думал, что превращается в неврастеника, если так зацикливается на бредовом прошлом. Разве он не видел Арнэма, не разговаривал с ним? Разве он не был стопроцентно уверен, что этот человек жив и здоров?

Когда они шли в парк, Филипп чувствовал счастье Сенты и знал, что она рада быть здесь с ним, но кроме того, он видел ее волнение на улице, объятой ночью. Как мог он всерьез считать, что Сента способна совершить преступление на открытом пространстве? Ведь она так боится улицы.

На подушке рядом со своим лицом он видел серебряные волосы Сенты. Она крепко спала. Ни музыка, ни танцы на верхнем этаже никогда не мешали ей, здесь, под землей, она чувствовала себя в безопасности. Филипп услышал, как наверху подошли к окну, а когда музыка смолкла, раздался тонкий пронзительный смех, как будто Джейкопо обнял Риту и закружил ее.