Минута до полуночи - Дэвид Бальдаччи Страница 47

– Да. И мне это ужасно не нравилось, он ведь был моим отцом. Мама мне сказала, что ей предложили работу в Техасе – и она согласилась. И отец все понимает. Но ее объяснения выглядели бессмысленными, потому что, как я уже говорила, она начала работать не сразу.

– Ну, она ведь твоя мать, ты должна была ей верить. А твой отец что-то говорил о вашем переезде в Техас, когда вы оставили его одного?

– Когда я разговаривала с ним по телефону, мне становилось понятно, что он с трудом удерживается на работе. Он слишком много пил, не исключено, что принимал наркотики. Но ни разу не сказал ни одного дурного слова о маме. Он всегда говорил, что любит меня. И… ужасно сожалеет о Мерси. Но очень рад, что в его жизни есть я.

– А потом? – подтолкнула ее Блюм.

– А потом, когда я училась в колледже, моей матери позвонили. Отца нашли мертвым. Самоубийство. Мне рассказали, что он покончил с собой в Луизиане, в каком-то мотеле – вот только все было не так.

– Верно. Джек Лайнберри говорит, что это случилось в квартире твоего отца в Вирджинии, куда насколько я поняла, он переехал. Но он тебе не рассказал о том, что туда перебрался?

– Никогда. В любом случае мать отправилась организовать похороны или только сказала так мне. Я хотела поехать с ней, но она категорически запретила. Отца кремировали. Мама развеяла его пепел в том месте, которое было для него дорого.

– А ты знаешь, где оно находится?

– Нет, она так мне и не рассказала. А теперь я узнала, что тело нашел Джек Лайнберри. Об этом мама также никогда мне не говорила.

– Может быть, она не знала.

– Лайнберри наверняка слышал, что мама приехала вскоре после самоубийства отца. Однако она никогда не упоминала о том, что его видела. И Лайнберри сказал, что они тогда не встречались.

– И твоя мать покинула тебя вскоре после тех событий?

– Да. Через пару месяцев.

– Очень странная история.

Пайн покачала головой.

– Перед тобой сидит следователь, обученный добывать правду, говорить людям, что они лгут, видеть вещи, которые остаются скрытыми для других. И я рассказываю о своей жизни, в которой столько красных флажков… проклятье, Кэрол, как я могла их не замечать? Дьявольщина, разве такое возможно?

– Дело в том, что эти события произошли до того, как ты стала обученным следователем. А люди всегда хотят верить тем, кого они любят, в особенности дети родителям.

– А теперь я обязана признать правду, которая смотрит прямо мне в лицо.

– Давай вернемся к деньгам, которые тебе оставила мать. Ты имеешь представление о том, откуда они взялись?

– Нет. Там было довольно много, но в банке сказали, что все в порядке и это ее деньги.

– Из чего следует, что она позаботилась о тебе перед тем, как уехать.

– Но почему она уехала? Я предпочла бы иметь мать, а не банковский счет!

Обе некоторое время молчали.

– Твоя мать была невероятно красива, – заговорила Блюм. – Бритта показала мне ее фотографию, и она произвела на меня поразительное впечатление.

– У нее есть фотография моей матери?

– Да. Извини, ты ведь не могла об этом знать.

– Когда она входила, головы всех мужчин поворачивались к ней. Я была ребенком, но все равно замечала.

– Как ты думаешь, могло это оказать влияние на то, что случилось с твоей сестрой?

Пайн сделала глоток пива.

– Иными словами, ты спрашиваешь, могло ли тайное прошлое моих родителей сыграть роль в нападении на меня и исчезновении Мерси?

– Да.

– Я уже подумала о таком варианте. Но мы здесь, и нам следует продолжать переворачивать каждый камень. То, что мы узнаем, может помочь понять, почему моя мама исчезла.

– Эй, привет всем.

Они оглянулись и увидели Сая Таннера и Агнес Ридли, направлявшихся к их столику.

Таннер был в тех же джинсах, но в чистой, отглаженной рубашке из хлопка. Свой старый «Стетсон» он держал в руке. На огромной пряжке ремня красовалось выгравированное изображение банки пива «Будвайзер».

На Ридли было желтое платье из хлопка с длинными рукавами, парусиновые теннисные туфли, не скрывавшие опухшие красные лодыжки. Седые волосы рассыпались по плечам.

– И вам привет, – ответила Блюм.

– Вы не станете возражать, если мы к вам присоединимся? – спросил Таннер.

– Присаживайтесь, – предложила Пайн, не спускавшая с него глаз.

Они сели за их столик, Таннер повесил шляпу на спинку стула, поднял руку и заказал пиво.

– Еще одно тело, – сказала Ридли. – Боже мой.

– Личность уже установили? – спросил Таннер.

– Пока нет, – ответила Пайн.

– Я слышала, что он был необычно одет, – сказала Ридли.

– А кто вам сказал? – резко спросила Пайн.

– В нашем городе нет тайн, – прокомментировал Таннер.

– Значит, вы также участвуете в расследовании, Ли? – спросила Ридли.

– Да, я помогаю детективу, – подтвердила Пайн. – Но после второго убийства им пришлось вызвать подкрепление.

– И кого именно? – спросил Таннер.

Официантка принесла ему пиво, он сделал большой глоток и вытер рот тыльной стороной ладони.

Все посмотрели на распахнувшуюся входную дверь ресторана.

– Ну, кого-то вроде него.

В дверном проеме остановился широкоплечий мужчина ростом в шесть футов, под сорок, в темном костюме, белой рубашке и полосатом галстуке. Поверх костюма была надета темно-синя ветровка с надписью ФБР.

Пайн посмотрела на него и от удивления открыла рот.

– Сукин сын, – пробормотала она.

– Ты его знаешь? – спросила Блюм, которая слышала, что сказала Пайн.

– Специальный агент ФБР Эдди Ларедо.

– Он друг, или как?

– Или как.