Эксгумация - Тоби Литт Страница 37

Понедельник, вечер.

Для первого раза я заказал место в самом центре первого ряда. Алан и Дороти должны меня заметить; я должен ассоциироваться у них с определенными шумами, тогда они начнут по-настоящему выходить из себя.

Согласно замыслу постановщика для достижения максимального эффекта во время ключевых сцен в зале должна была стоять полная тишина. Актерам нужна была уверенность, что они по своей воле заставят зал затаить дыхание. Лучше всего для этого подходили монологи главных героев. Но были и другие ответственные эпизоды: появление призрака Банко, сцена в Бирнамском лесу. Однажды вытерпев этот спектакль, я примерно представлял, когда тишина была особенно необходима. План у меня сложился простой: каждый раз, когда Алан и Дороти будут рассчитывать на эти драгоценные моменты благоговейной тишины в зале, я буду оглушительно кашлять, отвлекая зрителей и выводя актеров из равновесия.

Поскольку спектакль ставила Королевская шекспировская труппа, актеры соревновались между собой в том, кто чаще сможет добиться полной тишины в зале. Нас как бы призывали решить, кто из них держал ногу на педали газа? И кто жал на тормоз? Алан или Дороти, Макбет или леди Макбет?

В первый вечер я импровизировал. Как только мне казалось, что приближается пауза, я чуть подкашливал для разминки, а затем старался разорвать тишину оглушительным хриплым рыком.

В то же самое время я мысленно отмечал, в каком месте мой кашель произвел бы максимальный эффект.

Мой план подразумевал, что кашель должен быть безошибочно узнаваем: поэтому я выбрал немного похожий на икоту «шотландский кашель старой девы» с увертюрой в духе «заранее прошу прощения».

Мне было трудно судить, как скоро Алан и Дороти обратили внимание на кашель, но ближе к концу спектакля я был уверен, что они его заметили и начали нервничать.

Поскольку мне не хочется все время возвращаться к своим посещениям «Барбикана», я собрал их вместе в одной главе.

Перед вами мой «Дневник кашляющего театрала».

ВТОРНИК. Удачное, уверенное выступление. Я заметил, что у Алана развивается нечто вроде лицевого тика. Отчасти это, несомненно, признаки его работы над ролью, но я надеюсь, что без мании преследования здесь не обошлось. Я также придумал еще один действенный прием: когда гасят свет и актеры ждут за кулисами, пока ведьмы закончат пролог, я для затравки издаю свой фирменный кашель — чтобы Алан и Дороти знали, что я на месте.

СРЕДА. Сегодня мне пришлось немного отступить. Они стараются изменить темпоритм постановки и сократить паузы. В результате спектакль улучшился (благодаря моему косвенному вмешательству). Я ограничился хирургически точными ударами. Я также начал покашливать в момент произнесения важнейших реплик. Поскольку меня больше не пугает акустика огромного зала, громкость моего кашля становится весьма впечатляющей.

ЧЕТВЕРГ. После вчерашнего дня перед спектаклем стали делать объявление с просьбой к зрителям без необходимости не шуметь во время представления. Билетерша получила приказ следить за человеком в инвалидной коляске. Я молчал весь первый акт. Было видно, как Алан расслабляется и втягивается в привычный ритм. После антракта билетерша ушла — и я приступил к беспощадной атаке.

(Должен признать, что все это дается мне с большим трудом, ведь спектакль сводит меня с ума. Я замечаю все самодовольные актерские гримасы и попытки импровизировать. Мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы заставить себя отправиться в театр в этот раз. Но я рад, что пересилил себя. Это было одно из моих лучших выступлений.)

Алан и Дороти реагируют на мое поведение по-разному. Алан почти признал свое поражение — он играет, повесив голову, и постоянно допускает не предусмотренные ролью паузы; Дороти, наоборот, становится все истеричнее и истеричнее.

Очевидно, что остальным актерам объяснили: я веду кампанию мести.

ПЯТНИЦА. По причинам, которые станут понятны в дальнейшем, мне пришлось пропустить этот спектакль. В любом случае мой план предусматривал это: даже если меня не было бы в зале, Алан и Дороти должны были испытывать беспокойство, которое если не губило весь спектакль, то, по крайней мере, лишало их ощущения удовольствия от собственной игры. Перед каждой ключевой паузой в их сознании должен был возникать страх, что именно сейчас я все испорчу.

СУББОТА. Перед представлением менеджер о чем-то шептался с охраной. Ему, очевидно, было приказано «задержать мужчину в инвалидной коляске». К счастью, на спектакле присутствовало еще трое мужчин в колясках, и он не мог задержать нас всех. Думаю, что завтра он проверит билеты, заказанные на мое имя, и увидит, что я был на «Макбете» шесть дней подряд (плюс один). Поэтому я позвоню, отменю свой заказ на оставшиеся билеты и устрою им сюрприз — откажусь от коляски, приду на своих двоих и куплю у кого-нибудь лишний билетик или встану в очередь за возвратом и заплачу наличными. Это собьет их с толку.

ВОСКРЕСЕНЬЕ. Сегодня вечером Алан остановился на полуслове, повернулся и долго всматривался в зал. Я был ограничен в своих возможностях, поскольку сосед взглянул на меня и сказал «ш-ш-ш» всего лишь после третьей атаки. Моя жизнь в образе прикованного к коляске инвалида была куда проще (ведь инвалиду никто не смеет сказать «ш-ш-ш»). Я ограничился шестью выпадами (по три на Алана и Дороти), но громко извинялся после каждого из них.

Когда спектакль закончился, я послал Алану и Дороти большой букет белых лилий с вложенной в него запиской: «Я могу продолжать в том же духе до бесконечности. Интересно, надолго ли хватит вас?» Вместо подписи я оставил свой номер телефона.