Голос - Доминик Сильвен Страница 30

— Элоди Дожье зарегистрировалась в «Шератоне» около восьми. Она была одна, но могла встретить своего убийцу раньше, в аэропорту.

— И вот так уйти с неизвестным человеком! Это было не в ее стиле. Элоди была хорошей девочкой. Такая сдержанная, такая мягкая.

— А голос у нее тоже был мягкий?

— Да, вроде как у девочки-подростка. То, что с ней случилось, это кошмар! Такой страшный конец!

Женщина разрыдалась. Брюс отвернулся.

Группа молодых японок с длинными черными волосами. И как вспышка в памяти— тело Элоди Дожье в бежевой комнате. Включенный телевизор. Стюардесса смотрит на Мела Гибсона. А Вокс, незаметно для стюардессы, смотрит на нее. Она не обладает завораживающим голосом, как все прочие, но все же Вокс убивает ее. И меняет привычный ритуал. Почему?

Алекс Брюс заставил себя вернуться к реальности. Виктор Шеффер остался в «Шератоне» с двумя офицерами судебной полиции, чтобы опросить персонал и постояльцев отеля. Левин допрашивала стюарда, судя по всему, из «Эр Франс». Брюс вдруг заметил, что молодой человек (довольно красивый, латиноамериканского типа) положил руку на плечо Левин и та отступила. Впрочем, недостаточно далеко для женщины, к которой прикоснулся незнакомец. Он направился к ним.

— Мартина, объясни же мне, что происходит! Она не ответила, повернулась к Брюсу, и ему показалось, что ее взгляд неуловимо изменился, привычное спокойствие куда-то ушло. Страх, нервы? Трудно сказать.

— Что происходит?

— Это Бертран Делькур, мой друг. Бертран, это мой начальник, майор Брюс.

Короткое рукопожатие, и Брюс понял, что стюарду не понравилось его появление на сцене. После недолгого колебания молодой человек заговорил, вроде бы шутливым тоном, но за ним явно скрывалась обида:

— Мартина не хочет мне сказать, что случилось.

— Она права, — ответил Брюс. — Говорить слишком рано.

— Увидимся, когда прилетишь из Токио, Бертран. Мне надо идти.

— Но, Мартина, подожди! Я не закончил.

— Что?

— Я тебе привезу книжку про девушек, из которых сделали фарш. Сказано — сделано.

Левин повернулась и молча ушла.

— Чао, — сказал Делькур в пространство, а потом тоже удалился.

«Чао! Девушки, из которых сделали фарш! Что еще?» — думал Брюс, глядя, как он идет вдоль очереди перед 12-м выходом на паспортный контроль.

— Забавный у тебя дружок.

— Ну, как сказать.

— Мне кое-что не нравится, Мартина.

Она выжидала, спокойно глядя ему в глаза. Ее серые глаза снова стали непроницаемыми. В Левин есть какой-то надлом.

— Мы уже два часа вместе занимаемся этим убийством, а ты не сказала мне, что твой дружок— стюард в «Эр Франс». Да еще работает на линии Париж — Токио и регулярно проходит через второй терминал.

— Ты думаешь, это мой дружок?

— Если нет, зачем он провоцировал тебя передо мной? Он вел себя как человек, увидевший потенциального соперника.

— Он сексуальный, но немного дурной.

— Ведь это ты говорила: «Я тут как незваный гость, но сделаю все, что в моих силах, чтобы принести пользу»?

— Это не подразумевало, что я должна жить как монашка.

—Я говорю не об этом. Ты прекрасно понимаешь.

— Алекс, я сплю со стюардом между его рейсами. Больше мне сказать нечего.

— Меня больше волнует вопрос времени.

— Ты хотел, чтобы я об этом рассказала тебе, когда ты позвонил сегодня утром?

— Ты наверняка спросила его, был ли он с ней знаком.

— Конечно, и он сказал, что нет.

— Надеюсь, ты не говорила с ним об убийстве.

— Я спросила, говорит ли ему что-нибудь имя Элоди Дожье, наземной стюардессы и сотрудницы службы объявлений аэропорта. Он выглядел искренне удивленным и хотел узнать, в чем дело. На этом все кончилось.

— Когда он возвращается?

— Через два дня.

Брюс кивнул и вернулся к разговору с начальницей Элоди. Мартина Левин молча слушала. Они узнали, что Элоди Дожье выбрали в службу объявлений не за особенный тембр, а потому, что она прошла курсы постановки голоса. Объявления по громкоговорителю были лишь частью ее обязанностей, в основном она отвечала на вопросы посетителей справочного бюро. Остальные коллеги Дожье ограничились формальными сведениями: у молодой стюардессы был ясный и нежный голос, совершенно не похожий на бархатистый тембр Изабель Кастро.

Вернувшись в отель, он узнал от Виктора Шеффера, что в «Шератоне» помнили Элоди Дожье, останавливавшуюся в отеле четыре или пять раз в течение месяца. Одну из сотрудниц удивило, что девушка брала комнату ненадолго— на два-три часа. По мнению Шеффера, Вокс и Элоди Дожье несколько раз встречались в отеле, прежде чем он решился на убийство. Наконец, Левин подала голос:

— Почему именно она? Ей стоило открыть рот, чтобы он убедился, что она не в его вкусе.

— Он не смог ее изнасиловать, — сказал Шеф-фер. — И все-таки он ее убил.

— Убрал опасного свидетеля, — предположил Брюс.

— Такой одержимый убийца не оставит свой «автограф» без всякой цели, — сказала Левин. — Судя по всему, он постоянно метит в тебя, Алекс. Следовательно, у него нет никаких причин радикально менять все остальное. Может быть, все-таки осталась кассета.

— Он мог решить, что бесполезно оставлять ее в горле, если оно не отвечало его требованиям.

— Так где же она? — спросил Шеффер.

— Может, он ее оставил себе, — предположил Брюс.

— Или спрятал, — добавила Левин. — Чтобы продолжить игру.

Их разговор прервало появление необычно серьезного Саньяка. Он объяснил, что приехал в «Шератон» по просьбе Дельмона. Эксперт рассказал ему, чем это убийство отличалось от предыдущих.

— Не сочтите за хвастовство, — сказал психолог примирительным тоном, — но вполне вероятно, появление Мартины ускорило события.

— То, что вы говорите, ужасно, — вмешалась Левин. — Как будто бы я косвенно спровоцировала смерть этой женщины.

— Я не это хотел сказать.

— А что? — спросила Левин, впервые теряя выдержку.

У Брюса зазвонил мобильный. Он отошел, чтобы ответить на звонок. Голос Фреда Геджа звучал хрипло, что казалось вполне естественным для человека, проведшего часть ночи в машине без отопления, перебирая воспоминания, не менее мучительные, чем спазмы в желудке.

— Алекс, ты удивишься.

— С тобой я ничему не удивлюсь.

— Я провел ночь под окнами Тессы.

Часть ночи, мысленно поправил Брюс. Фред Гедж ждал реакции, но ее не последовало. Он вытерпел несколько секунд, потом продолжил: