Залив Гавана - Мартин Круз Смит Страница 23

— Хочешь превратиться в мяч или сам долетишь до Москвы?..

— Са-а-ам…

— Я тебе сейчас скажу кое-что. Мне следовало сказать тебе это раньше. Я из восточной провинции Ориенте. — Когда Аркадий попытался приподняться, Луна нанес ощутимый удар с внутренней стороны правого колена. Аркадий упал навзничь и вывалился в прихожую, он пополз в сторону гостиной… Луна шел за ним. — Мужчины из Ориенте — кубинцы, только в гораздо большей степени. Или они уважают тебя, или нет. Если они уважают тебя, у тебя есть друг на всю жизнь. Если нет, у тебя есть проблема. Ты в дерьме. — Луна пнул Аркадия ногой в лицо. — Твоя проблема в том, что я не люблю русских. Я не люблю их язык. Меня тошнит от их запаха. Мне не нравится то, как они выглядят. Я ненавижу их. — Коридор был слишком узким, чтобы замахнуться для очередного удара, и Луна сильно ткнул Аркадия под ребра, чтобы его слова стали понятнее. — Вы воткнули нож в спину кубинского народа. Сотни русских бежали из Гаваны каждый день. В ночь перед тем, как шпионов КГБ выгнали отсюда, кто-то проткнул колеса всех посольских машин, для того чтобы заставить вас идти пешком в аэропорт. Это правда! И эти уроды должны были искать машины в последние минуты. А иначе, какой конфуз — русские, идущие пешком 20 километров.

Аркадий пытался звать на помощь, прекрасно понимая, что он кричит на другом языке и что из-за шума внизу его все равно никто не услышит. Оказавшись в гостиной, он, упираясь в стену, поднялся на разъезжающиеся в разные стороны ноги, и нанес весьма ощутимый удар превосходящему его в силе и росте Луне. Двое мужчин, сцепившись в драке, покатились по полу, банка с черепашкой упала и опрокинулась. В конце концов, сержант достаточно высвободился для того, чтобы нанести новый удар битой. Аркадий лежал на ковре, кровь заливала лицо. Он понял, что потерял сознание на несколько секунд. Луна придавил ногой шею Аркадия и, наклонившись, стал обыскивать карманы его брюк и рубашки. Все, что мог видеть Аркадий, это сидящего на стуле Чанго, бесстрастно взирающего на происходящее. Помощи оттуда не жди.

— Где фотография?

— Какая?

Давление на его сонную артерию стало угрожающим. Ну да, это был глупый ответ, признал Аркадий. Была лишь одна единственная фотография. Яхт-клуб «Гавана».

— Где она? — Луна слегка ослабил давление, чтобы дать ему возможность ответить.

— Сначала вы даже не взглянули на нее, а теперь она вам понадобилась, — Аркадий почувствовал, что скоро он не сможет сделать следующего вздоха. — В посольстве. Я отдал ее там.

— Кому?

— Зощенко. — Это был любимый сатирический автор Аркадия. Он решил, что к этой ситуации необходимо добавить комичности, надеясь при этом, что в посольстве не окажется никого под этой фамилией. Он услышал, как Луна многозначно похлопывает битой по руке.

— Ты хочешь, чтобы тебя вздрючили?

— Нет.

— Ты, правда, не хочешь оказаться в дерьме?

— Нет.

— Но ты все равно будешь в полном дерьме.

Хотя Аркадий был пришпилен, как насекомое на булавке, он нашел в себе силы кивнуть.

— Если ты не хочешь иметь проблем со мной, оставайся здесь. С этих пор ты — турист, но все твои туристические маршруты — по этой квартире. Я буду ежедневно присылать тебе еду. Ты никуда не выйдешь. Ты будешь оставаться здесь. В воскресенье полетишь домой. Спокойное, тихое путешествие.

Эта фраза была произнесена почти мирно.

Удовлетворенный Руфо убрал ногу с шеи Аркадия, поднял его за волосы и пнул еще разочек, будто отгоняя надоедливую, бестолковую бродячую собаку.

Когда Аркадий пришел в сознание, было темно, он лежал, уткнувшись носом в ковер. Слегка приподняв голову, откатился к стене. Прежде, чем решиться сделать следующее движение, он лежал, прислушиваясь. Кровь сочилась, заливая один глаз. Мебель выглядела хаосом теней. Звуки работы внизу смолкли, их сменила тягучая мелодия болеро. Луна ушел. «Это неудачный отпуск и самая неудачная попытка самоубийства, которую когда-либо приходилось расследовать», — подумал Аркадий.

Он встал, проявляя настоящее искусство балансировки, чтобы устоять на ногах. Едва смог дотащить стул и упереть им дверь.

Когда кровь была смыта, лицо в зеркале ванной комнаты оказалось не таким пугающим. Один глубокий порез, уходящий со лба за линию волос, ему пришлось обрить и заклеить пластырем из медицинского шкафчика, соединив края раны пальцами. На затылке появилась огромная шишка. Переносица стала чуть шире, шишка на лбу, отпечаток ковра на щеке, трудно глотать, зато все зубы целы. Ноги казались сломанными, но, с другой стороны, он мог ходить. Луна отлично поработал, ограничившись небольшими увечьями, синяками и оскорблениями.

Он доковылял до шкафа в спальне и увидел, что карманы его пальто вывернуты наизнанку, но паспорт, с вложенной в него фотографией яхт-клуба «Гавана» так и покоились в ботинке, куда он их засунул. Головокружение и тошнота усиливались — все признаки сотрясения мозга.

Следы запекшейся крови на ковре в гостиной. Как и после любой вечеринки, уборка была самой неприятной частью ее окончания. Этим он займется позднее, есть вещи и поважнее. В ящике кухонного стола он нашел точильный брусок и нож с узким лезвием для разделки мяса, который он остро наточил. Он положил пакет с пустыми жестяными банками на сиденье стула, придвинутого к входной двери, как сигнал тревоги и вывернул все лампочки в прихожей и холле, чтобы, если Луна вернется, он оказался в темноте. Лучшее, что ему удалось сделать с окном вентиляционной шахты, это забить его наискось палкой от швабры. Самым правильным сейчас было лечь и поспать, если бы он не потерял сознание.

Очнувшись, Аркадий не заметил облегчения. Он не понял, который час, в комнате было темно. Он не узнал бы и комнату, если бы не жесткие ворсинки ковра, впившиеся в лицо. Словно мертвецки пьяный человек он не мог сообразить, как ему подняться.

Он пошевелился, меняя положение тела так, чтобы уменьшить боль. Ему никак не удавалось сесть, но после нескольких неудачных попыток он сел, полагая, что в таком положении улучшится циркуляция крови.

Мимо проползла черепашка, деловито поцокивая коготками.

Аркадий на четвереньках подполз к холодильнику, дотянулся до кувшина с водой и расслабился в мягком, неярком свете кухонного агрегата.

Наблюдая за своим состоянием, он понял, что ему стало гораздо хуже после обморока. Было больно пить воду. Прикосновения влажной тряпки к голове приносили лишь временное облегчение.

Ирина любила говорить — «Будь поосторожнее с желаниями». Имея в виду, разумеется себя. Потеряв ее, он обрел единственное желание избавиться от чувства вины, но, не будучи же избитым насмерть… В Москве можно было остаться одному, чтобы убить себя. В Гаване не было ни минуты покоя.

Телефонный провод был вырван из стены, хотя Аркадий даже не понимал, кому звонить. В посольство, чтобы они опять скривились от тех проблем, которые создает им соотечественник?