Невидимое зло - Майкл Ридпат Страница 23

За исключением пары буров, чья поддержка апартеида была вполне объяснимой, остальные газетчики, с которыми я встретилась, были просто слепы — они не замечали того, что происходит у них в стране. Их политическое кредо, насколько я могла судить, заключалось в формуле «не буди лиха». И тогда я познакомилась с Нелсом.

Я вылетела в Кейптаун для встречи с ним, которая должна была состояться в штаб-квартире «Кейп дейли мейл». Мне было любопытно, но особых надежд я не питала. Я знала о репутации «Мейл», вскрывшей не один скандал, но у Нелса была фамилия африканера, а к тому времени ничего хорошего от владельцев газет я уже не ждала.

Он понравился мне с первого взгляда. В нем чувствовалось нечто притягательное для женщин. Тогда ему было под сорок, и он не утратил этой особенности, когда ему за пятьдесят. Какая-то сила, скорее защищающая, чем угрожающая, некая уверенность в себе, не перерастающая при этом в гордыню. Широкие плечи, квадратная челюсть и честные, видящие насквозь проницательные глаза. Он меня просто поразил!

Нелс не влюбился, во всяком случае сразу. Конечно, он обратил на меня внимание — в те дни на меня засматривались все мужчины. Он рассказал, как, будучи буром, стал владельцем второй по величине компании Южной Африки, выпускавшей газеты на английском языке. Он рассказал о маленькой газете своего отца в Аудтсхорне, как был одним из пятерых детей, как получил стипендию в Стелленбошском университете, а потом, при поддержке отца, — престижную стипендию имени Джона Сесиля Родса на обучение в Оксфорде. Там он познакомился с Пенелопой, которая заставила его задуматься над несправедливостью апартеида. Они поженились. Ее семья была англоязычной и владела крупным пакетом акций золотых приисков, занимала особняк в Парк-тауне — элитном районе Йоханнесбурга — и с недоверием относилась к африканеру из нагорья Кару. Но вскоре отношения с родителями Пенелопы наладились, и ее отец даже профинансировал его покупку обанкротившейся газетной компании, в которую входили «Дурбан эйдж», «Йоханнесбург пост» и «Уик ин бизнес». Нелсу удалось сделать их прибыльными, и через пару лет он приобрел «Кейп дейли мейл». В то время ему как раз исполнилось тридцать.

Он отвечал на мои вопросы искренне и подробно. Считал, что самым эффективным средством борьбы с апартеидом была пресса, в особенности англоязычная. Он видел свою роль владельца в защите этого голоса оппозиции и здравого смысла.

Я встретилась с ним еще раз. Как может пресса в такой стране, как Южная Африка, быть по-настоящему свободной? А если не может, если его журналистов бросали за решетку за правдивые статьи, то не работал ли он на систему, по-прежнему продолжая выпускать газеты?

Нелс объяснил мне, что я страдаю тем же непониманием ситуации, что и все англоязычные либералы. Я слышала это уже в четвертый раз, и меня это просто взбесило! Мне надоело выслушивать увещевания белых нацистских расистов, и я взорвалась. И тут я вдруг заметила, что он старается подавить улыбку. И не только это — я стала ему интересна. Не как двадцатилетняя блондинка с длинными ногами, но как женщина. Как личность. Это еще больше меня разозлило, но сбило с толку, и я замолчала.

— Извините, — сказал он, — я никак не хотел вас обидеть. Позвольте мне объяснить, что я имел в виду. — Он уставился на меня голубыми пронзительными глазами. — Фатальным пороком режима апартеида, который неизбежно приведет к его падению, является убежденность в своей моральной правоте.

— Но как апартеид может претендовать на моральную правоту? — не удержалась я.

— Это извращенная мораль, которая покоится на извращенном понимании христианства. Но если режим и в дальнейшем хочет претендовать на легитимность, то ему необходимо соблюдать хотя бы видимость справедливости, добра и зла. А для этого нужны независимая судебная система, парламент, где оппозиция имеет право голоса, и свободная пресса.

— Но это несовместимо с правительством, которое избирается подавляющим меньшинством населения, бросает людей в тюрьмы без суда и следствия и пытает их.

— Вот именно! С течением времени эта несовместимость станет все более очевидной, и наконец большинство в Национальной партии уже не сможет закрывать на это глаза. Тогда им придется уступить власть. Добровольно.

— И вы играете свою роль в этом спектакле справедливого правительства?

— Нет, вовсе нет. Именно буры, подобные мне, приведут страну к мирному разрешению всех проблем. Это может занять десять лет, может пятьдесят, но это случится. Независимые судьи, критически настроенные политики, свободная пресса, адвокаты, верящие в справедливость, врачи, которые не будут скрывать характер ран, которые они лечат. Со временем мы убедим сограждан, что, поддерживая апартеид, они не могут считать себя нравственными людьми. Взрыв вокзала им это не покажет и приведет к прямо противоположному результату. А я не хочу видеть свою страну в пламени пожаров революционного кровопролития.

Возразить мне было нечего. Нелс улыбнулся:

— Сколько времени вы еще пробудете в Южной Африке?

— Неделю.

— Тогда почему бы вам не провести ее в «Мейл»? Вы можете написать для нас пару статей об Америке и изнутри узнаете, как действительно работает южноафриканская пресса.

Я осталась на неделю. Затем еще на одну. Затем на месяц. Он убедил меня. И мы полюбили друг друга. Он был женат, но сейчас я не хочу об этом думать.

Я рада, что написала, как мы познакомились. Это разбудило воспоминания не только об идеях, которые мы разделяли, но и том, как сильно я его любила. И продолжаю любить.

Отчего при мысли о его измене становится только больнее.

12 июля

Нелс вернулся из Филадельфии всего на несколько дней — в пятницу он снова улетает. А я задаю себе вопрос: почему он проводит выходные не дома, а там? Как обычно в дни приезда, он сразу направился в офис и приехал оттуда домой только в девять вечера. Он выглядит измотанным. Последние недели он постоянно погружен в свои мысли. Я думала, что это связано с нашим браком или смертью Хенни, но, вспоминая слова Бентона, не могу исключить, что дело, возможно, в другом. Я решила выяснить.

Я спросила, не хочет ли он чего-нибудь выпить. Он бросил на меня быстрый взгляд, видимо, подозревая подвох, но, успокоившись, устало улыбнулся:

— Да, спасибо.

Я налила ему коньяка и плеснула туда колы, а себе — бокал вина, и мы устроились у камина. Горящие дрова из голубого эвкалипта наполняли гостиную терпким ароматом.

— Дела с покупкой «Гералд» продвигаются не очень? — спросила я.

Он снова взглянул, пытаясь понять, не злорадствую ли я, и, убедившись, что мое беспокойство искренне, тяжело вздохнул:

— Не очень. Я уже был уверен, что все удалось. Но сейчас, похоже, я не могу собрать сумму, которую они просят. Рынок бросовых облигаций так и не оправился после октябрьского обвала, и все боятся. Считают, что вложения в меня слишком рискованны.

— А тебе обязательно связываться с бросовыми облигациями? — поинтересовалась я. — Одно их название чего стоит! Не проще ли взять кредит в банке?