Ангелы-хранители - Дин Кунц Страница 19

Большинство людей полагают, что с помощью психоанализа можно стать счастливее. Они уверены в том, что смогут преодолеть все свои проблемы и обрести спокойное состояние духа, если поймут собственную психологию, причины плохого настроения и саморазрушительного поведения. Тревис, однако, знал: это не так. На протяжении многих лет он подвергал себя беспощадному самоанализу и давно уже понял, почему превратился в одиночку, неспособного завести друзей. Но несмотря на это понимание, Тревис так и не смог ничего в себе изменить.

Сейчас, когда близилась полночь, он сидел на кухне, пил очередную банку пива и рассказывал Эйнштейну о своей добровольной изоляции. Собака неподвижно сидела рядом, не шевелясь и не зевая, как будто была поглощена его историей.

— Я одинок с самого детства, хотя, конечно, у меня были приятели. Просто я всегда предпочитал свое собственное общество. Думаю, это у меня от природы. Я имею в виду, что, будучи мальчишкой, я еще не пришел к выводу о том, что дружба со мной представляет опасность для моих сверстников.

Мать Тревиса умерла при родах, и он знал об этом с раннего возраста. Наступит время, и ее уход покажется предзнаменованием будущих событий, и тогда он поймет всю его важность, но это произойдет позже. Ребенком Тревис не испытывал чувства вины.

Оно пришло к нему в десятилетнем возрасте. Когда погиб его брат Гарри. Он был на два года старше Тревиса. Одним июньским утром, в понедельник, Гарри уговорил Тревиса пойти за три квартала на пляж, хотя отец строго-настрого запретил им купаться без него. Это был небольшой, окруженный скалами участок моря, где не было спасательной станции и где, кроме них, никого не оказалось.

— Гарри попал в подводное течение, — сказал Тревис Эйнштейну. — Мы плавали самое большое футах в десяти друг от друга, и проклятое течение зацепило его и затащило на глубину, а я остался цел. Я даже попытался спасти его — и уж, наверно, должен был попасть на то же самое место, но течение, видимо, изменило направление после того, как утащило Гарри.

Он долго не сводил глаз с поверхности кухонного стола, но вместо красного пластика видел катящиеся зелено-голубые предательские морские волны.

— Я любил своего старшего брата больше всех на свете.

Эйнштейн тихо заскулил, как бы выражая соболезнование.

— Никто не винил меня в гибели Гарри. Из нас двоих он был старший. Он должен был отвечать за меня. Но я… я думал тогда, что, раз течение утащило брата, оно должно было утащить и меня.

Прилетевший с запада ночной ветер постучал в оконное стекло.

Сделав глоток пива, Тревис сказал:

— Однажды летом, когда мне исполнилось четырнадцать, я был одержим страстным желанием попасть в теннисный лагерь. Я тогда очень увлекался спортом. В общем, отец записал меня в один лагерь под Сан-Диего на интенсивный месячный курс. Он повез меня туда в воскресенье, но мы так и не доехали. К северу от Оушенсайда водитель грузовика заснул за рулем, выехал на осевую и снес нас с дороги начисто. Отец умер мгновенно. Перелом шеи, позвоночника, открытые травмы черепа, грудная клетка смята. Я сидел на переднем сиденье рядом с ним, но отделался несколькими порезами, ушибами и двумя сломанными пальцами.

Пес внимательно смотрел на него.

— История повторилась. Мы оба должны были погибнуть, но я остался цел. И мы вообще бы не поехали, если бы я не завелся с этим лагерем. На этот раз я почувствовал, что влип. Возможно, меня нельзя винить в кончине матери, умершей при родах, и, вероятно, я не был виноват в гибели Гарри, но это… В общем, становилось ясно: я приношу несчастье, и другим людям небезопасно иметь дело со мной. Все, кого я любил, по-настоящему любил, обязательно умирали.

Только ребенок мог убедить себя в том, что именно он повинен во всех этих трагических событиях. Но Тревис ведь и был, в сущности, ребенком в свои четырнадцать лет, а кроме того, это было самое подходящее объяснение. Он был слишком юн, чтобы понять: за природой несчастий и злого рока не стоит какого-либо определенного умысла. Поэтому Тревис сказал себе, что он проклят и если будет заводить близких друзей, то тем самым приговорит их к преждевременной смерти. Будучи по характеру «самокопателем», Тревис без особых трудностей погрузился в себя и удовлетворился собственным обществом.

К двадцати четырем годам, когда Тревис закончил колледж, он превратился в законопослушного одиночку, хотя, повзрослев, относился к смерти своих родных по-иному. Он уже не думал о себе как об источнике несчастий и не винил в случившемся. Но так и не завел близких друзей, отчасти из-за неумения создавать и поддерживать дружеские отношения, отчасти из-за того, что без близких друзей он становился неуязвим для переживаний и горя в случае их потери.

— Привычка и самозащита стали основой моей эмоциональной изоляции, — сказал он Эйнштейну.

Пес поднялся и приблизился к нему на те несколько футов, которые разделяли их. Он протиснулся между колен Тревиса и положил голову ему на бедро.

Поглаживая собаку, Тревис продолжал:

— После окончания колледжа я не знал, чем заняться. Тут подоспел набор в армию, и я пошел, прежде чем получил повестку. Специальные войска. Мне там нравилось. Может быть, оттого, что… ну, в общем, там было чувство братства, и я был вынужден обзавестись друзьями. Понимаешь, я делал вид, что не хочу ни с кем сближаться, но там просто некуда было деться. Потом я решил остаться в армии. Когда формировалась группа «Дельта» по борьбе с терроризмом, я подался туда. Ребята в «Дельте» были крутые, настоящие парни. Они прозвали меня Немой и Гарпо, [5]потому что я был молчун, но друзья у меня появились вопреки мне самому. Во время одиннадцатой по счету операции наш взвод вылетел в Афины для освобождения посольства США от захватившей его группы палестинских экстремистов. Они уже убили восьмерых работников посольства и продолжали расстреливать каждый час по одному заложнику. На переговоры палестинцы не шли. Мы атаковали их быстро, аккуратно… и неудачно. Они заминировали все здание. Девять парней из взвода погибли. Я был единственным, кто уцелел. С пулей в бедре. И с шрапнелью в заднице. Но уцелел.

Эйнштейн поднял голову с бедра Тревиса.

Ему показалось, что пес смотрит на него с сочувствием. Может быть, он увидел то, что ему хотелось увидеть.

— Это было восемь лет назад, когда мне исполнилось двадцать восемь. Потом я демобилизовался. Вернулся домой в Калифорнию. Получил лицензию агента по торговле недвижимостью: не знал, чем заняться, и решил пойти по стопам отца. Мне это здорово удавалось, возможно, потому, что было наплевать, покупают ли дома, которые я показываю, или нет. Я вообще не вел себя как продавец. Но факт оставался фактом — я так преуспел, что стал брокером, открыл свою контору, нанял агентов…