Ритм-секция - Марк Бернелл Страница 17

6

Это моя последняя сигарета. Я глубоко затягиваюсь, и ее кончик ярко вспыхивает. Проктор, как всегда, сердится, когда я курю, но он не знает, что я бросаю курить. Это секрет, который постепенно перестает быть секретом, ежечасно, день за днем.

Прошел почти ровно месяц с того момента, как Проктор забрал меня на станции метро «Уоррен-стрит». Я живу у него с той самой ночи и постепенно начала меняться. Отказ от сигарет – это часть процесса. Симптом.

Не стану притворяться, будто сейчас ему со мной легче, чем раньше, но Проктор заслужил мое доверие. Он разрешил мне остаться с ним. Он не потребовал, чтобы я вносила свою долю за проживание в его квартире. Он ни разу не посягнул на меня. Он не сердится из-за моего упрямого нежелания заняться поисками террориста, подложившего бомбу на самолет рейса NE027. Он отказывается понять мое нежелание, но не спорит со мной. По правде говоря, мне и самой это плохо понятно.

В прошлом месяце я его почти не видела, но его расследование авиакатастрофы не продвинулось ни на йоту. Поскольку он журналист-фрилансер, за ним не стоит никакая организация, которая финансировала бы его расследование. Вместо этого он пишет для газет и журналов статьи о путешествиях. На данный момент это его единственный источник дохода. Он старается по возможности совмещать сразу несколько поездок, чтобы потом быть свободным несколько месяцев подряд. С тех пор как я поселилась у него, он улетал на неделю в Израиль и на две недели в Индонезию. Сегодня возвращается после долгого уик-энда в Майами. Он ненавидит эти странствия, но ему нужны деньги.

В стенах его квартиры и в непосредственной близости от нее я научилась чувствовать себя в безопасности. Это что-то новое. Однако стоит мне оказаться за пределами Эджвер-роуд или Лиссон-гроув, как меня охватывает тревога. Я думаю о Дине Уэсте, о Барри Грине. Вспоминаю себя, какой была, когда Проктор вошел в мою комнату на Брюэр-стрит, как я приняла его за очередного клиента, который пришел взять меня напрокат для секса.

Затем я думаю о том, как сейчас отношусь к нему, и у меня нет ответа. Да, он воскресил мою семью, но мне от этого не стало легче. Возможно, причины моего нежелания искать ответы не так уж и необычны. Возможно, неопределенность для меня предпочтительнее правды. Что, если правда хуже, чем неведение?

Я могу прожить и без ответов. Для меня важнее не сорваться. Не хотелось бы вернуться к прежней жизни.

Я не принимаю наркотики с тех пор, как оказалась здесь. И пью теперь меньше. За три дня я прикончила запасы спиртного Проктора, но он их так и не пополнил. Вообще-то, я могла бы купить алкоголь и сама и вернуть то, что выпила, но мне было слишком стыдно. Стыдно. Учитывая, чем я занималась последние два года, довольно странно, что я должна испытывать стыд. Но мне действительно было стыдно, и, как следствие, теперь я могу обходиться без спиртного. Сам Проктор пьет редко, так что мои привычки подчинены его привычкам. Если у него есть бокал вина и он предлагает мне выпить, я не отказываюсь. Если он предпочитает обойтись без спиртного, я следую его примеру.

С тех пор как перебралась сюда, я сорвалась лишь раз.

* * *

Стефани набрала код и еще три цифры. Затем положила трубку и в четвертый раз за пять минут повторила это действие. Ее рука зависла над телефоном. Она знала, что доведет дело до конца, – ведь пока она этого не сделает, оно будет вечно преследовать ее. Через полчаса Стефани набрала 1–4–1, а затем весь номер полностью, и прижала телефон к уху. Все то время, пока в трубке слышался гудок, она надеялась, что ответа не последует. Но ответ все-таки прозвучал.

– Алло!

Ее голосовые связки как будто парализовало.