Я возьму твою дочь - Сабина Тислер Страница 15

При словах «детские какашки» Йонатана передернуло. Такое непривычно было слышать из уст Яны, тонкокожей и очень чувствительной, и он воспринял это как угрозу. Как угрозу для Жизель, которая не подозревала о настроении матери.

– Это невозможно, – простонал он, – ты же знаешь! Не говори такого, лишь бы добить меня! Я не могу на этой неделе. Пока не пройдет бал.

– А потом наступит следующее мероприятие. Ты передохнешь, может быть, пару дней… и подпишешь очередной контракт. Наша жизнь – это одна сплошная катастрофа. По крайней мере, для меня.

В тот вечер Яна была не агрессивной, скорее она пребывала в отчаянии. И он видел это.

Они, прекратив спор, легли в постель и заснули, так и не прикоснувшись друг к другу, как уже бывало на протяжении недель.

Яна пошла на родительское собрание. Жизель спала в своей кроватке, рядом лежал альбом для рисования. Когда ей было страшно, она включала свет и начинала рисовать. Это разгоняло призраки ночи намного лучше, чем любая нянька.

Во время длившегося три четверти часа монолога классного руководителя, разъяснявшего методы обучения детей чтению и письму и настойчиво защищавшего именно те, что применялись в их школе, Яна скучала до смерти. Она с трудом сдерживала зевоту и надеялась, что этот кошмар скоро закончится.

К моменту, когда учитель закончил и принялся монотонно бубнить пустые слова прощания, Яну охватила неясная тревога. Перед ее мысленным взором возникла их квартира, объятая пламенем, и Жизель в тонкой ночной рубашке, в страхе стоящая на подоконнике и громко взывающая о помощи. Или ей чудилось, что Жизель открывает бар в гостиной и выпивает целую бутылку коньяка. Вынула ли она ключи из дверцы или они остались там, ведь Йонатан вчера вечером наливал себе рюмку виски?

Яна нервничала все больше и больше.

Ей уже казалось, что Жизель подошла к двери, вынула ключи от квартиры из стеклянной вазы, где они обычно лежали, открыла входную дверь и босиком прошла через сад на улицу, где остановилась какая-то машина. Из машины вышел человек, схватил девочку, сунул на заднее сиденье, словно сумку с клюшками для гольфа, и уехал. И она больше никогда не увидит дочь.

Яна никак не могла перестать проигрывать страшные сценарии в своем воображении и совсем было собралась выскочить из класса, как учитель обратился к ней:

– Фрау Йессен, у вас не найдется минутка времени?

– Да, – сказала она нервно. – Да, конечно.

– Садитесь, пожалуйста, – сказал учитель, фамилия которого была Виртц, уселся напротив Яны, улыбнулся и забросил ногу за ногу.

– Я тороплюсь, – пробормотала Яна. – В чем дело?

– Ваша дочь рисует, – сказал Виртц, – она все время рисует. Она ни на что не обращает внимания, ничего не слышит, ни на что не отвлекается – она рисует.

– Я знаю. Дома она делает то же самое.

– Я внимательно изучил все ее рисунки и то, что она разрисовала, фрау Йессен, и могу только сказать, что я еще никогда – а я работаю в школе уже тридцать пять лет – не видел ребенка, который так фантастически рисует. Точнее говоря, делает эскизы и наброски.

– Да, конечно.

Яне не хотелось все это выслушивать, ей нужно было быстрее попасть домой.

– Ваша дочка – гений, фрау Йессен, мы не должны забывать об этом и упускать это из виду. Мы обязаны поддерживать и развивать ее способности: вы дома, а мы здесь, в школе. Если она будет развивать свой талант и постоянно работать над ним, то из этой девочки получится великий человек.

Глаза Виртца светились, и на пару секунд Яне показалось, что они наполнились слезами, что было ей крайне неприятно.

«Это я гений, – подумала она. – У моих ног лежал весь мир, я была на вершине карьеры, пока не появился ребенок. И этот ребенок не имеет ни малейшего понятия, от чего мне пришлось отказаться, он не знает, кем я была и что потеряла. Я была балериной, которая получала приглашения от крупнейших театров Европы, пока мой живот не вырос, а ноги не стали отечными. Я была Жизель, пока не появилась ты, Жизель, поэтому тебе придется научиться быть скромной, дитя мое».

Яна сидела как каменная и молчала.

– Я просто хотел сказать, – смущенно добавил учитель Виртц, который почувствовал, что говорит впустую, – что очень ценю эту девочку.

– Хорошо, – сказала Яна и встала. – Спасибо, что вы мне все это рассказали. Очень любезно с вашей стороны.

Не пожав ему руку на прощание, она вышла из класса.

Когда она пришла домой, Йонатан сидел на кровати, обняв свою Балериночку, и читал ей сказку.

– Тихо, мама, – сказала Жизель вместо приветствия и сделала движение рукой, словно защищаясь от нее, – не мешай нам, как раз начинается самое интересное. – Потом она улыбнулась отцу и прижалась к его руке. – Читай дальше.

Йонатан улыбнулся Яне, но та уже выскочила из детской, громко хлопнув дверью.

– Жизель, – сказал Йонатан, – я только схожу на минутку к маме, поздороваюсь с ней. Хочешь, мама почитает тебе дальше?

– Нет! – закричала Жизель. – Нет, нет, нет, нет! Пожалуйста, останься, папа! Не уходи, читай дальше!

– Я сейчас вернусь. Не беспокойся, я всего на минутку. Я просто хочу поздороваться с мамой.

– Нет! – разбушевалась Жизель. – Сначала дочитай до конца! Пожалуйста! Тут как раз так хорошо бояться! И сейчас ты наконец-то здесь!

Она обхватила отца руками, изо всех сил пытаясь помешать ему встать.

Йонатан сдался и стал читать дальше.

Когда он через полчаса пришел в кухню, то уже по тому, как Яна готовила кофе, увидел, что она взбудоражена до предела.

– Как же это получается, что ты нашел время почитать сказку нашей Балеринке, пока я чуть не умерла на этом скучнейшем до смерти родительском собрании? Я думала, ты будешь занят до полуночи.

– Я тоже так думал, но получилось так, что мы закончили раньше.

– Да что ты говоришь! С чего бы это?

– Кремеру надо было раньше уехать.

Йонатан знал, что этого как раз и не стоило говорить, но было уже поздно.

Яна насмешливо воскликнула:

– Значит, не все такие яйца всмятку, как ты! Если другим нужно уйти, они просто уходят, и на этом заседание заканчивается!

– Да. Наверное, ты права. Наверное, в комиссии действительно есть одно-единственное яйцо всмятку, и это я, – саркастически сказал он.

– Уже две недели ты не бываешь дома по вечерам, Йонатан! Днем, естественно, тоже! И вот что я скажу: это я тут дура, которая готовит еду для Жизель, и если это не спагетти с томатным соусом или не молочный рис, то она орет: «И-и-и, как противно!» – и закрывается в туалете. Если она выскакивает из дому в одной футболке, а я заставляю ее надеть еще и куртку, то она сердится и кричит на меня. Это я веду ее в школу и забираю оттуда. Это я после обеда отвожу ее к подружке, матери которой покупаю цветы, и забираю обратно. Я больше времени провожу в машине, чем дома, но она не благодарит меня, а только злится.