Когда погоня близка - Блейк Пирс

Шагая по форту Нэш Моват, полковник Дуч Адамс взглянул на запястье и увидел на часах ровно 0500. В южной Калифорнии стояла утренняя предрассветная прохладца и казалось, что всё так, как должно быть.

Тут он услышал женский возглас:

– Идёт начальник гарнизона!

Он резко обернулся и увидел, что по команде девушки в форме сержанта-инструктора весь тренировочный взвод вытянулся по струнке. Полковник Адамс замедлил шаг, чтобы ответить на приветствие, после чего отправился дальше. Теперь он пошёл немного быстрей, надеясь, что остальные инструкторы его не заметят: ни к чему отвлекать взводы от тренировки на пласте.

Его лицо исказилось в гримасу. За столько лет он всё ещё не привык к тому, чтобы команды раздавал женский голос. Даже вид взводов смешанного пола до сих пор его удивлял. Армия определённо изменилась с тех пор, как он сам был подростком-рекрутом, и большинство этих перемен ему не нравилось.

Он двигался дальше, слыша лающие команды остальных сержантов – мужчин и женщин, – строящих свои взводы.

«Сержанты уже не те», – с грустью подумал полковник.

Он никогда не забудет, как бранил их его собственный инструктор много лет назад, как он оскорблял его и всю его семью до седьмого калена, как он издевался и сквернословил.

Полковник слегка улыбнулся. Сержант Дрискол был тем ещё мерзавцем!

Насколько помнил полковник Адамс, Дрискол уже давно умер – не в бою, как он сам бы предпочёл, а в больнице от сердечного приступа. В те времена повышенное давление считалось профессиональной болезнью инструкторов по строевой подготовке.

Полковник Адамс понимал, что никогда не забудет Дрискола, и, по мнению Адамса, так и должно было быть. Инструктор должен оставлять неизгладимый след в памяти солдата и помниться ему до конца жизни. Он должен олицетворять собой худшую сторону ада, каким является солдатская жизнь. Сержант Дрискол определённо оказал на полковника Адамса такое долгоиграющее влияние. А что останется у рекрутов форта Нэш Моват от своих инструкторов?

Ничего.

«Сейчас все слишком зациклились на политкорректности», – подумал он.

Теперь даже в руководстве по боевой подготовке акцент делался на мягкости.

«Стресс, вызванный физическими или вербальными оскорблениями, является непродуктивным и категорически запрещён».

Он усмехнулся, вспомнив об этом.

– Какая чушь! – пробормотал он себе под нос.

Но армия двигалась в этом направлении с самих 1990-х. Он знал, что ему пора к этому привыкнуть, но никак не мог.

Так или иначе, ему недолго осталось иметь с этим дело – до пенсии всего год, а он ещё хочет дослужиться до генерал-майора…

Неожиданно размышления Адамса прервало странное зрелище: новобранцы шестого взвода бесцельно шатались по пласту, кто-то из них разминался, но большинство просто болтали друг с другом.

Полковник Адамс застыл на месте и заорал:

– Солдаты! Где, чёрт побери, ваш сержант?!

Солдаты, смутившись, вытянулись по струнке и отдали честь начальству.

– Вольно, – рявкнул Адамс. – Так кто-нибудь ответит на мой вопрос, чёрт вас дери?

Заговорила девушка:

– Мы не знаем, где находится сержант Уортинг, сэр.

Адамс с трудом мог поверить собственным ушам.

– Что значит, вы не знаете? – потребовал он ответа.

– Он не явился на построение, сэр.

Адамс зарычал себе под нос.

Это не было похоже на сержанта Клиффорда Уортинга. На самом деле Уортинг был одним из немногих сержантов, от которых, по мнению Адамса, был хоть какой-то толк. Он был приверженцем старой школы – или, по крайней мере, старался таким быть. Он частенько являлся к Адамсу и жаловался, что ему слишком тесно с новыми правилами.

И всё же, Адамс знал, что Уортинг нарушает правила насколько это возможно. Иногда солдаты роптали на его жёсткие требования и словесные оскорбления, и это радовало Адамса.

Но где же Уортинг сейчас?

Адамс прошёл мимо новобранцев в барак и пошёл вдоль рядов кроватей, направляясь к кабинету Уортинга.

Он резко постучал в дверь.

– Уортинг, вы там?

Никто не ответил.

– Уортинг, говорит командир подразделения. Если вы там, лучше ответьте мне, чёрт побери!

И снова тишина за дверью.

Адамс повернул ручку двери и распахнул дверь.

В кабинете было аккуратно прибрано и совершенно пусто.

«Куда он мог подеваться?» – гадал Адамс.

Уортинга вообще видели сегодня утром?

Тут Адамс заметил табличку «НЕ КУРИТЬ» на стене кабинета.

Он вспомнил, что сержант Уортинг был заядлым курильщиком.

Может быть, он просто вышел покурить?

– Нет, этого не может быть, – вслух проговорил Адамс.

Бессмыслица какая-то.

Тем не менее Адамс вышел из кабинета и пошёл к заднему выходу из барака.

Он открыл дверь и выглянул на неверный утренний свет.

Всматриваться нужды не было: сержант Уортинг сидел на корточках, опёршись спиной на стену барака, изо рта у него торчала сгоревшая сигарета.

– Уортинг, какого чёрта… – начал Адамс.

Не успев договорить, он отпрянул.

На уровне глаз Адамса на стене красовалось большое тёмное влажное пятно.

От пятна и до сидевшего Уортинга тянулся след.

Тут Адамс увидел тёмную дыру в центре лба Уортинга.

То была огнестрельная рана.

Входное отверстие было маленьким, но на выходе пуля разорвала Уортингу пол-черепа. Мужчину застрелили, пока он выкуривал здесь утреннюю сигарету. Выстрел был таким точным, что сержант умер мгновенно. Даже сигарета не выпала у него изо рта.

– Господи Боже, – пробормотал Адамс. – Неужели опять…

Он огляделся. За бараком простиралось большое пустое поле. Выстрел был сделан с большого расстояния, а это значило, что совершил его опытный снайпер.

Адамс покачал головой, не в силах поверить в происходящее.

Он знал, что теперь его жизнь значительно усложнится – и значительно ухудшится.