Собачье наследство - Кевин Уигналл Страница 15

— А вы что пьете?

— Коньяк. Налить?

— Да, пожалуйста.

Лукас направился к бару, а Элла подошла к дивану и села в круге света, который давала небольшая лампа.

На столе стояла фотография — в скромной рамке, неприметная. Элла обратила на нее внимание, потому что остальная часть комнаты скрывалась в темноте. Девушка примерно ее возраста, может быть, чуть постарше, очень симпатичная, с длинными светлыми волосами. Снимок сделан на пляже — во всяком случае, около моря: девушка улыбается весело и совершенно беззаботно.

— Ваша дочь?

Лукас посмотрел на фотографию и проговорил с легкой усмешкой:

— Как ты думаешь, сколько мне лет?

Элла заколебалась. Лукас рассказывал о ее отце, и девушке стало казаться, что они с ним примерно одного возраста. Похоже, это не так.

— А действительно, сколько вам лет?

— Мне сорок два, а это моя давнишняя приятельница. Я знал ее много лет назад. Даже фотография чудом сохранилась.

Элла посмотрела на снимок, потом снова на Лукаса и позволила себе немного поддразнить его:

— Возможно, потому, что она все еще что-то значит для вас?

— Возможно. А вообще-то ты слишком плохо меня знаешь, чтобы пытаться анализировать.

Элла дернула плечом и отхлебнула коньяку, который оказался резче, чем она ожидала.

— Как ее зовут?

— Мэдлин, — ответил Лукас, усаживаясь.

— Красивое имя.

— Да. Каждый раз, когда я на нее смотрю, вспоминаю Пруста.

Элла почувствовала, что над ней смеются, но никак не могла сообразить почему.

— Простите?..

— Нет-нет, ничего, — сказал Лукас извиняющимся тоном. — Она француженка, и этот снимок сделан давным-давно. Я не видел ее четырнадцать лет, если не больше.

— Ого!.. Вы теперь один?

Лукас усмехнулся:

— Да.

— У вас есть дети?

— Зачем столько вопросов?

Ну вот, он снова начал замыкаться. Однако сейчас Элла чувствовала в себе достаточно уверенности, чтобы не отступать.

— Вопросы задают, когда хотят лучше узнать друг друга.

— А зачем тебе лучше меня узнавать?

— Почему бы и нет? Вы стоите того, чтобы вас узнать. Вы умный, много читаете… еще убиваете людей.

Лукас улыбнулся — на сей раз явно какой-то своей мысли. Комнату снова залила ослепительная вспышка, и через несколько секунд докатился раскат грома.

— Гроза уходит.

Элла оглянулась на окно, словно там было на что смотреть, однако тут же вновь повернулась к собеседнику:

— Итак, у вас есть дети?

Вид у Лукаса стал раздраженный.

— Не пойму, почему это так важно… Да, у нас с Мэдлин есть дочь. Я ее даже не видел.

— Как грустно. И никаких контактов? Никогда?

— Никогда. Ей и мои деньги были не нужны. Она вполне обеспечена. Впрочем, думаю, она предпочла бы жить в трущобах, лишь бы не принимать мою помощь. Мне пришлось дать слово исчезнуть и больше не искать встречи.

— Но почему?

— Ты и правда не понимаешь? Я действительно плохой парень. До Мэдлин это не доходило… пока не стало слишком поздно. Я не из тех, кого хорошо держать под боком, особенно для ребенка.

Элла покачала головой. До сих пор она представляла Лукаса в роли телохранителя, пусть как-то связанного с бандитами, но все-таки не преступника. Бывают же бедняки, глядя на которых никогда не подумаешь, что в карманах у них пусто. Хотя не без основания же нанял его отец…

— Расскажите, как вы познакомились с отцом.

Похоже, настроение у Лукаса стало подниматься.

— Виндхук, тысяча девятьсот восемьдесят второй год. Виндхук — это в Намибии. Во мне тогда было полным-полно самонадеянности, даже наглости, а Хатто считался крутым парнем. Он попросил меня сделать для него кое-какую работу. И все. Мы не стали друзьями, нет, просто у нас сложились неплохие отношения. Я ему доверял.

Элла попыталась представить своего отца в качестве «крутого парня». Такую характеристику она слышала пару раз от Саймона, от матери, от других людей, мнение которых в ее глазах не имело особого веса.

Еще одна вспышка — комната ярко осветилась, и опять отпрыгнувшая было темнота возвратилась на свое место. Элла успела досчитать до четырех, пока не грянул гром. Ей стало немного грустно, как бывало всегда, когда буря начинала отступать.

Девушка сделала еще глоток коньяку, постепенно привыкая к его вкусу.

Неожиданно ей в голову пришла странная мысль.

— Мне нужно составить завещание.

Лукас кивнул:

— Пожалуй, верно. Когда вернешься домой.

— А вы не знаете кого-нибудь, кто помог бы составить его прямо здесь? Вдруг мой самолет упадет? Или кто-то снова попытается меня убить?

До сих пор Элла никогда не думала о составлении завещания, но неожиданно это показалось ей крайне срочным делом, несмотря на то что оставлять наследство было некому. Кроме, пожалуй, дяди и двух ее маленьких двоюродных братьев. Она даже не знает, что после нее останется — наверное, только туманный фантом богатства, на которое намекал Лукас.

— Завтра воскресенье. Ладно, надеюсь, мне удастся кое-что устроить, чтобы ты смогла успокоиться.

— Спасибо. — Она допила коньяк и поудобнее устроилась на диване. — Вам нужно написать дочери.

— Написать? Я даже не знаю, как ее зовут!

Проснулась Элла все на том же диване, укрытая одеялом. Было светло, в окна виднелось чистое голубое небо. Она услышала приглушенные звуки, доносившиеся со стороны кухни, почувствовала запах кофе.

Сев на диване, девушка увидела, что завтрак готовит Крис, а не Лукас.

Он заметил ее и помахал рукой. Спустя минуту подошел с подносом, на котором стояли две чашки кофе. Крис выглядел посвежевшим; похоже, несмотря на непогоду, парень неплохо отдохнул.

— Доброе утро. Как спалось?

— Наверное, хорошо. Буря разбудила меня, поэтому я пришла сюда.

— Знаю. Лукас сказал.

— А что, он уже встал?

Крис поднял брови.

— Когда я проснулся, как раз вернулся с пробежки. А теперь снова ушел, сказал — ненадолго.

Он поцеловал ее в макушку и сел рядом. Элла мельком взглянула в сторону лампы и заметила, что фотография исчезла. Она удивилась, зачем понадобилось ее убирать, но Крис прервал ее мысли:

— Здесь красиво. Лукас говорит, что после обеда мы можем сходить прогуляться, если захотим. Только мы. Вдвоем.