Ночное кино - Мариша Пессл Страница 14

Я выволок из-под него серое твидовое пальто и обыскал карманы. Нашлась пачка «Мальборо» – осталось три сигареты, – зажигалка, ключи от дома. Все это я сложил назад. Из другого кармана вытащил айфон – экран треснул, включение запаролено, фоном – полуголая блондинка.

Во внутреннем кармане пусто. Но я нащупал что-то еще и обнаружил потайной карман, вшитый в драную подкладку.

Оттуда я извлек два «зиплока». В обоих таблетки – набор желтых, набор зеленых, на них буквочки и циферки: «ОК 40» и «ОК 80». Оксикодон.

Значит, у нас тут барыга – и мелочь пузатая, судя по тому, что дрыхнет во время личного досмотра. Я вернул таблетки в потайной карман и встал.

– Эй, Лицо со Шрамом? Слышишь меня?

Нет ответа.

– Руки вверх. Это ФБР!

Ноль эмоций.

Как можно нежнее – непонятно, зачем старался, он бы и апокалипсис прокемарил – я перекатил его на бок и из заднего кармана вытащил бумажник. Ни водительских прав, ни кредитных карт – только наличные, семьсот сорок баксов, в основном двадцатками.

Бумажник с деньгами я вернул, но вот айфон сунул к себе в карман. Затем обошел этого соню и осмотрел шахту лифта.

Там не было ничего, только темные лужи засохшей крови – несколько щупалец просочились в бетонные трещины.

Я сделал пару снимков, вернулся к пацану, проверил, как он там дышит. Похоже, просто перепил – больше ничем не передознулся. Я подпихнул его, чтоб устойчивее лежал на боку и не задохнулся, если стошнит, через окно выбрался наружу и перебежал по проходу на Мотт-стрит.

Надо полагать, до завтра, когда он обнаружит, что лишился телефона, я ничего нового о нем не узнаю. Однако и в такси, и спустя несколько часов, когда я уже принял душ и проглотил два тайленола (с учетом зверской боли, последствия Бекмановой водки и удара в висок, пожалуй, надо было оксикодона сожрать), айфон пацана бомбардировали сообщениями.

Ты где?

Это от Хлои. Через шесть минут опять:

2 ч. тебя жду чё такое?

Затем появилась Райнкинг (эту я невольно вообразил: нордическая, ноги как пешни):

Джон ушел приходи

Через две минуты:

Хочу тебя

Через двенадцать минут:

Вся горю иди скорей. Ты уже внизу?

Потом она, кажется, прислала секст, но открыть картинку мне не удалось. Затем:

Что? Ничего??

На хер пошел.

После этого прилетело сообщение от Арден:

В городе? Приходи к джимми.

А в промежутках одиннадцать раз звонила весьма настырная девица по имени Джессика. Ее я предоставил голосовой почте.

Потом опять Арден:

Хоппер ты блин где?

Видимо, так его зовут. Хоппер.

Мелкий барыга в линялом пальто сидит в углу шахты грузового лифта – кто бы он ни был, ему наверняка найдется что поведать мне про Александру.

11

– Алло? – ответил я. Где-то в трубке звякали тарелки.

– Эй. Вы нашли мой телефон.

– Это правда. – Я отхлебнул кофе.

– Круто! Где?

– На заднем сиденье такси. Я в Вест-Виллидж. Заезжайте забирайте?

Через двадцать минут позвонили в дверь. Я раздернул шторы в гостиной – из окна прекрасный вид на парадное крыльцо. А вот и Хоппер: в том же пальто, в тех же потертых джинсах и «конверсах». Нахохлившись на ветру, он курил сигарету.

Открыв ему дверь, в суровом свете дня я разглядел, что, хотя волосы у него сальные, а глаза запали с перепоя, перетраха и невесть чего еще, пацан симпатичный. Непонятно, как мне удалось не заметить сразу. Это было очевидно, как серебристый элеватор, пронзивший небеса на кукурузном горизонте. Пять футов десять дюймов или около того, чуть ниже меня, тощий, с захудалой бороденкой и резкими прекрасными чертами байронического актера пятидесятых, из тех, что плачут, напиваясь, и умирают молодыми.

– Эй, – улыбнулся он. – Я за телефоном.

Ясно, что он вообще не помнил, как провел вечер накануне; рассматривал меня, будто никогда в жизни не видел.

– Я понял.

Я попятился, пропуская его; смерив меня взглядом и, надо думать, решив, что с ножом я не наброшусь, он сунул руки в карманы пальто и вошел. Я закрыл дверь, направился в гостиную, ткнул пальцем в телефон на кофейном столике.

– Спасибо, мужик.

– Не стоит. Итак. Что ты делал в пакгаузе?

Он вздрогнул.

– В Чайнатауне. Ты же Хоппер, да?

Он открыл было рот, но смолчал и стрельнул глазами на дверь у меня за плечом.

– Я журналист, расследую смерть Александры Кордовы. – Я указал на книжный шкаф. – Вон прошлые мои работы, если интересно.

С сомнением во взоре он приблизился к шкафу, выудил «Кокаиновые карнавалы» и зачитал:

– «Увлекательное, мастерское расследование многомиллиардного наркобизнеса и миллионов жизней, пожранных и искалеченных его смертоносной машинерией». – Покосился на меня. – Эпичненько.

В голосе сарказм.

– Стараюсь.

– А теперь будешь писать про Александру.

– Зависит от того, что выясню. Что ты знаешь?

– Ничего.

– Как ты с ней связан?

– Никак не связан.

– А зачем влез в пакгауз, где она умерла?

Он не ответил, молча поставил книгу на полку. Перебрав еще несколько книжек, обернулся, снова сунул руки в карманы.

– И на какой журнал ты работаешь? – спросил он.

– На себя. Все, что ты скажешь, может остаться между нами.

– Как адвокатское неразглашение?

– Один в один.

Он скептически усмехнулся, но затем лицо его вытянулось. Я не впервые видел такую гримасу. Ему до смерти хотелось поговорить, но он размышлял, можно ли мне доверять.

– Часок свободный найдется? – тихо спросил он, потирая нос.

12

Следом за Хоппером я поднялся по лестнице в квартиру № 3Б грязной малоэтажки на Ладлоу-стрит. Бросив серое пальто на шезлонг, Хоппер удалился в заднюю спальню – где, похоже, не было ничего, только матрас на полу, – а меня оставил у двери.

Крошечную квартирку пропитал затхлый кумар ночлежки.

Продавленный зеленый диван у дальней стены покрывало синее ватное одеяло – кто-то там недавно рухнул и, быть может, буквально. В блюдце на кофейном столике – извержение окурков; рядом папиросные бумажки, пачка табака «Золотая Вирджиния», открытый пакет шоколадного печенья «Чипсы эгей!», помятый журнал «Интервью» [16]с какой-то истощенной старлеткой на обложке. Вчерашняя футболка «ВСЕ ПОЗАДИ» валялась на полу вместе с белой фуфайкой и еще какими-то шмотками. (Словно стараясь избежать этой свалки, за спинку второго шезлонга из последних сил цеплялась пара черных женских колготок.) Стену поцеловали девичьи губы в черной же губной помаде. Акустическая гитара притулилась в углу возле старого туристского рюкзака – поблекший красный нейлон покрыт каракулями.