Гипнотизер - Ларс Кеплер Страница 14

Вторник, восьмое декабря, первая половина дня

Двое раскрошившихся, словно бы изъеденных коррозией людей держат серый эмбрион. Художник Сим Шульман смешал охру, гематит, оксид магния и уголь с животным жиром, а потом быстрыми мазками нанес краски на большие каменные плиты. Мягкие, полные любви черты. Вместо карандаша Шульман использовал палочку с обугленным концом. Эту технику он позаимствовал у мадленской культуры. Пятнадцать тысяч лет назад удивительные пещерные художники как никогда правдоподобно рисовали яростно рвущихся вперед быков, играющих оленей и танцующих птиц.

Вместо зверей Сим Шульман рисовал людей: теплых, парящих в воздухе и как бы случайно находящих контурами друг на друга. Когда Симоне увидела его работы в первый раз, она немедленно предложила ему персональную выставку в своей галерее.

Свои густые черные волосы Шульман обычно собирал в хвост на макушке. Темные резкие черты лица выдавали наполовину иракское происхождение. Он вырос в Тенсте, где его мать-одиночка, Анита, работала продавщицей в супермаркете «Иса».

В двенадцать лет Шульман связался с молодежной бандой, члены которой упражнялись в единоборствах и отнимали у подростков деньги и сигареты. Однажды утром Сима нашли на заднем сиденье стоящего на парковке автомобиля. Он нанюхался клея и лежал без сознания, температура тела упала, и когда «скорая» наконец прибыла в Тенсту, его сердце остановилось.

Сима спасли, и он начал проходить реабилитационную программу для молодежи. Он должен был окончить среднюю школу и освоить какую-нибудь профессию. Сим заявил, что хочет быть художником, не очень понимая, что это значит. Социальный служащий связался со Школой культуры и шведским художником Кеве Линдбергом. Шульман рассказывал Симоне, что он испытал, придя в первый раз в ателье Линдберга. В огромной светлой комнате пахло скипидаром и масляной краской. На двух столах разевали рты ссорящиеся лица. Год спустя Шульмана приняли в Академию искусств как самого юного за всю ее историю ученика. Шульману было всего шестнадцать.

— Нет, каменные плиты надо расположить пониже, — сказала Симоне Ильве, своей помощнице. — Чтобы фотограф осветил их не в лоб. В каталоге будет смотреться красиво. Мы просто поставим их на пол, прислоним к стене и направим свет…

— Ой-ой-ой, а вон и наш душка идет, — прервала ее Ильва.

Симоне обернулась: какой-то мужчина дергал ручку двери. Она сразу его узнала. Художник по фамилии Норен считал, что галерея обязана устроить ему персональную выставку, показать его акварели. Норен стучал в дверь и что-то раздраженно кричал через стекло, пока не сообразил, что дверь открывается от себя.

Невысокий плотный мужчина вошел, огляделся и направился прямиком к ним. Ильва ретировалась в кабинет, сказав что-то про телефон.

— Дамочки. Чуть что — сразу в туалет, — хмыкнул он. — С кем-нибудь из мужиков можно переговорить?

— А в чем дело? — сухо спросила Симоне.

Норен кивнул на картины Шульмана:

— Это что, искусство?

— Да.

— Милые дамы, — презрительно бросил Норен, — все никак не наглядитесь на это говно?

— Уходите, — сказала Симоне.

— Не говорите мне, что…

— Исчезните, — оборвала она.

— Пошла в задницу, — не остался в долгу Норен и вышел из галереи. За дверью повернулся и выкрикнул что-то, схватив себя за промежность.

Помощница осторожно, как кошка, вышла из кабинета, неуверенно улыбаясь.

— Простите, что я сбежала. Черт, я так испугалась, когда он тут был в прошлый раз, — сказала она.

— Лучше быть как Шульман, правда?

Симоне улыбнулась и показала на большой портрет художника, где он позировал в черном костюме ниндзя, с поднятым над головой мечом.

Обе рассмеялись и решили купить себе по костюму. Тут у Симоне в сумочке зажужжал телефон.

— Галерея Симоне Барк.

— Это Сив Стурессон из школы, — послышался в трубке голос немолодой женщины.

— А, да, — неуверенно ответила Симоне. — Здравствуйте.

— Я звоню спросить, что с Беньямином.

— С Беньямином?

— Его сегодня нет в школе, — объяснила женщина, — и он не приносил справки от врача. В таких случаях мы всегда звоним родителям.

— Вот что, — сказала Симоне. — Я позвоню домой и проверю. И Беньямин, и Эрик были дома, когда я уходила. Я перезвоню.

Она нажала «отбой» и тут же набрала домашний номер. Проспать или наплевать на правила — на Беньямина это непохоже. Симоне с Эриком иногда тревожились из-за того, что их сын чересчур организованный.

По домашнему телефону никто не отвечал. Наверное, Эрик опять проспал все утро. На миг Симоне снова охватил гнев. Потом она подумала, что муж, наверное, храпит, одурманенный снотворным, а Беньямин слушает громкую музыку. Симоне набрала номер Беньямина. Никто не ответил. Симоне наговорила короткое сообщение и набрала номер мобильного телефона Эрика, но он, конечно, был выключен.

— Ильва, — крикнула она, — мне надо съездить домой. Я скоро вернусь.

Помощница выглянула из кабинета с толстой папкой в руке, улыбнулась и ответила:

— Целую!

Симоне не нашла в себе сил пошутить в ответ. Она схватила сумку, набросила на плечи пальто и почти бегом кинулась к метро.

Перед дверями пустого дома бывает особая тишина. Уже вставляя ключ в замочную скважину, Симоне знала, что в квартире никого нет.

Забытые коньки валялись на полу, но рюкзака, ботинок и куртки Беньямина не было, не было и верхней одежды Эрика. В комнате сына лежала сумка с лекарствами. Симоне подумала: можно надеяться, что Эрик ввел Беньямину фактор.

Она села на стул, закрыла лицо руками и попыталась прогнать панические мысли. Одновременно перед ее внутренним взором мелькали картины: вот у Беньямина случился тромб из-за лекарства, Эрик зовет на помощь; может быть, как раз сейчас он бежит вниз по длинной лестнице с Беньямином на руках.

Симоне никак не могла совладать с тревогой. Ей вечно мерещилось, как Беньямину на перемене в лицо попадает баскетбольный мяч или как у него вдруг случается спонтанное кровоизлияние в мозг: темная жемчужина в мозгу расширяется, как звезда, и растекается по извилинам.

Симоне мучилась от почти невыносимого стыда, вспоминая, как она теряла терпение из-за того, что Беньямин не хотел ходить. Ему было два года, а он все еще ползал. Они еще не знали, что у него заболевание крови и что когда он становится на ноги, в суставах лопаются кровеносные сосуды. Симоне кричала на него, когда он плакал. Когда мальчик ползал, она твердила, что он похож на грудничка. Беньямин пытался ходить, делал несколько шагов, но острая боль валила его на пол.