Украденное лицо - Тара Изабелла Бертон Страница 13

– Он прямо жуть какая-то.

– Он к тебе подкатывался? Он подкатывается к любой девчонке, какую видит.

– Ой, да нет. – Это немного отдает колкостью.

– Слава богу. По-моему, он встречается с этой жуткой девкой с огромными глазищами. Она похожа на персонаж аниме или что-то типа того. А пишет он просто ужасно.

– Прямо ужасно! – соглашается Луиза, хоть толком и не слышала его рассказ.

– Господи… Если бы мы только жили… в… в… в Париже девятнадцатого века или где-то еще! Там, где есть настоящие художники. И настоящие писатели. Люди, которые выше всего этого ужасного, надуманного…

– Вот и Хэл то же самое говорил.

Улыбка замирает у Лавинии на лице.

– Господи… Хэл!

– Ты его знаешь?

– Ты с ним разговаривала?

– Ну… Немного.

– И как он тебе?

– Ну… Он немного…

– В смысле дебил от рождения?

– Да. Да!

Как же хорошо, что наконец можно расслабиться.

– Да он же аристократ психованный, нет? Каждые пять секунд превозносит своего папашу, чтобы выглядеть так, словно в своей жизни совершил что-то существенное!

– Он только об этом и трещал!

– Конечно, трещал! Он только этим и занимается! Да еще и кокаин – такая, блин, банальщина, что мне даже неловко за него. А Рекс!

– А что – Рекс?

Лавиния замирает.

– Он тебе понравился?

– Что?

– Ну, в смысле… Вы же разговаривали.

– Ой… в смысле… Нет. То есть… не совсем.

– Не надо тебе с ним говорить. Из них он хуже всех. – Лавиния закуривает еще одну сигарету, но на этот раз руки у нее трясутся так сильно, что она роняет зажигалку, и ее поднимает Луиза. – Он трус.

– Что случилось?

– В каком смысле? Ничего не случилось! – смеется Лавиния.

– Похоже, ты…

– Да ничего, – отвечает Лавиния. – Глупость сплошная. Все в прошлом. Для меня он – ничто. Мне плевать на него.

– Погоди, а вы с ним…

Лавиния молчит. Как всегда, отбрасывает назад волосы.

– Это не важно. Давай сделаем селфи. Освещение хорошее. У тебя шикарная кожа. Жаль, что у меня не такая. Господи, я тебя ненавижу.

– Извини, – произносит Луиза. – Я не знала. Если бы знала, то не разговаривала бы с ним.

– Можешь и поговорить. Мне все равно. На него мне плевать. Он… он нормальный, он скучный, он хочет обычной жизни с обычной подружкой, с которой, знаешь, можно пообедать и все такое. Это его право.

Лавиния тушит сигарету в снегу. Она шипит, а потом гаснет.

– Хочешь, я расскажу тебе смешную вещь, Луиза?

– Какую?

– Он единственный, кого я когда-либо по-настоящему любила.

Лавиния опирается на забор, смотрит на реку, так что Луиза не видит ее лица и не может определить, искренне та говорит или нет.

– Ну, разве не глупость? – спрашивает Лавиния.

– По-моему, не глупость.

Лавиния резко оборачивается.

– Потому что ты думаешь, что он того стоит?

– Нет, конечно, нет. Я хочу сказать… – Луиза соображает, как бы правильнее выразиться. – Люди влюбляются по самым разным причинам.

– Он писал письма. Вот почему. Ты не думаешь, что это глупая причина?

– По-моему, все зависит от писем.

– В том смысле… мы были детьми. Типа… лет шестнадцати. Я училась в школе «Чепин», а он в «Коллегиате», и водили нас на одни и те же праздники. И всякое такое.

– И всякое такое.

– Ну вот, мы обменялись телефонами или чем-то там еще, и он спросил, можно ли ему иногда написать мне письмо. Типа… с марками и всем прочим. Я не ожидала, что он напишет. Люди никогда не делают того, что говорят на словах. – Лавиния поднимает глаза. Лицо у нее белое от холода. – В смысле… нормальные люди. Не такие, как мы. – Она улыбается и прямо расцветает в лунном свете. – Мы с тобой держим слово. Мы говорим – будем читать стихи у моря. Мы говорим – проникнем в парк «Хай-Лайн». И мы это делаем. Вот и он тоже делал. Тогда Рекс был реальным человеком.

Лавиния успевает извести полпачки сигарет.

– Иногда он сам их доставлял. Писал гусиным пером. Зелеными чернилами. С сургучной печатью. Оставлял их у нашего привратника. У него дольше всех даже не было «Фейсбука» – насчет него у него тоже был целый комплекс. Ему хотелось носить наручные часы. Господи… да он все пользовался телефоном-раскладушкой. Я это обожала.

Она медленно выдыхает. Где-то вдалеке по всему городу один за другим гаснут огни.

– Мы были сообщниками в борьбе против всего мира. Мы держались за руки, гуляли по Метрополитен-музею и говорили о том, как вместе убежим. Мы спланировали весь маршрут. Должно было состояться Большое путешествие – ну, ты понимаешь, – чтобы посетить все дивные места и посмотреть все красоты. Мы собирались в Вену поближе поглядеть на «Поцелуй» Климта во дворце «Бельведер», а потом на карнавал в Венецию. Когда мы наконец станем свободными.

Луиза вспоминает Виргила Брайса на железнодорожном мосту.

– В любом случае, – говорит Лавиния, – мы так никуда и не поехали.

– А что произошло?

– Не произошло ничего. Он просто стал скучным. Вот и все.

– И когда?

Лавиния фыркает:

– Пару лет назад. В любом случае это не важно. Я же тебе говорила. Он скучный. У него теперь даже есть «Фейсбук». По крайней мере, кажется, еще есть. Я-то не знаю. Он меня забанил.

Блики от снега сверкают у нее на щеках. Губы у нее красные.

– Господи, я надеюсь, что он меня ненавидит, – внезапно произносит Лавиния.

– Почему?

– Это значит, что о тебе еще думают. – Лавиния выдыхает дым.

Лавиния перегибается через забор.

– А ты когда-нибудь влюблялась?

Луизе приходится над этим подумать.

– Не знаю. Может быть.

– Не смеши меня. Когда ты знаешь, то знаешь.

– В Нью-Йорк я приехала не одна, – отвечает Луиза. – Я была в него влюблена. Кажется.

Луиза никогда не говорит о Виргиле Брайсе. Но опять же – никто и не спрашивает.

– А он в тебя?

– Да.

– А где он сейчас?

– Не знаю. Я его забанила.

– Он разбил тебе сердце?

– Не знаю. По-моему, я ему сердце разбила.