Провидение - Кэролайн Кепнес Страница 13

Терки начались в тот день, когда Джон вернулся, в тот миг, когда я выбралась из бассейна. Кэрриг не простил, что бросила его, чтобы увидеть Джона. С тех пор держится холодно и больше мне не доверяет. Но и уйти не дает. Парни вроде Кэррига, те, что играют в лякросс и терпят издевательства тренеров, хотят, чтобы все было официально, победители и побежденные. Поэтому он здесь, похрустывает последними кусочками льда и отпускать меня отказывается.

— Извини, я в последнее время занята. Взяла несколько дополнительных смен. Нью-Йорк, знаешь ли, город дорогой. И потом, уровень мой оставляет желать лучшего. Надо подтянуться по художке.

Он смотрит под ноги, улыбается. Улыбочка дрянная.

— Точно. Ты у нас вся такая занятая.

— Не знаю, что ты хочешь этим сказать. Я говорю как есть.

— Я не дурак, Хлоя.

— Кто сказал, что ты дурак?

Он кусает губу. Никогда не видела, чтобы Кэрриг плакал. Тянусь к нему рукой, но он ее отталкивает.

— Прекрати ссылаться на занятость. Просто скажи.

— Сказать что?

Он смотрит на меня, и его глаза, кажется, готовы взорваться вот здесь, в патио.

— Это все гребаный Джон, — хрипло говорит Кэрриг. — Просто скажи, признайся.

— Между мной и Джоном ничего нет.

Он сжимает пустую чашку.

— Просто скажи. Скажи, что ты меня кинула.

Не хочу это говорить. Хочу, чтобы Кэрриг отказался от меня. Чтобы промаршировал на парковку, стер мой номер и послал меня куда подальше. У него дрожит левая нога. Горят щеки. Будет страдать и злиться, но первым не уйдет.

— Это потому, что я забросал яйцами его дом?

— Что? Что ты сделал?

Кэрриг играет желваками. Думал, что я знаю. Теперь знает, что не знала. А я уже представляю, как он бросает сырые яйца в дом Джона. Вижу, как по стеклу стекают желтки. Тру глаза.

— Это была шутка, — говорит он.

— Кэр, яичный белок обладает коррозийными свойствами. Ты можешь причинить реальный ущерб.

— Я всего лишь бросал яйца в дом.

— Нет, не всего лишь.

— Да, Хлоя. И ты ведь тоже можешь делать гадости. Давай, скажи.

Он не ругается, не топает ногами. Просто уходит.

Я смотрю ему вслед. Кэрриг врывается на парковку, не глядя по сторонам, пробегает мимо грузовика, показывает средний палец водителю и рвет на себя дверцу. Такой мелочной я никогда еще себя не чувствовала. Такой всесильной и ответственной, такой плохой. Пытаюсь написать Джону, но не могу найти нужных слов. Как сказать, что все кончено, когда для начала нужно признать, что все случилось?

Прошло несколько недель, прежде чем я пожаловала к Ноэль с кейк-попами ^[20] и фраппучино ^[21].

— Ты кто? — спрашивает она, оглядывая меня с головы до ног.

— Перестань. Люди работают.

Ноэль берет фраппучино.

— Итак, как дела в Джонландии?

Теперь у нее это так называется. Спросить, как Джон, она не желает.

— У него все замечательно. Как обычно. Мы разговариваем обо всем на свете, иногда переписываемся, болтаем или находим какой-то фильм и смотрим. А потом глядь — на часах уже четыре.

Она смотрит на меня в упор.

— Давай кое-что уточним. Ты порвала с Кэрригом, но вы по-прежнему только разговариваете? Господи, я думала, к этому времени дела продвинутся немного дальше.

— Прекрати. Ты же знаешь, как все сложно.

— Вы хотя бы в кино ходите?

— У него ПТСР. Посттравматическое стрессовое расстройство.

— Подожди-ка. Когда ты в последний раз вообще выходила куда-то с парнем?

Я не отвечаю, потому что ответ она знает сама. Знает, что Джон никуда со мной не выходит. Она говорит, что не злится на меня, но злится из-за меня. Закатывает глаза.

— То есть ты для него антистрессовое одеяло. Ты даже выглядишь по-другому. Рисованием-то еще занимаешься? Или строчишь эсэмэски по двадцать четыре часа в сутки и без выходных?

— Да, рисую, — бросаю я.

Ноэль качает головой. Знает, что я вру.

— Чушь. Он жив-здоров. И мне нисколечко его не жалко. Никакие инопланетяне его не похищали, опыты над ним не проводили.

— Ноэль…

Она делает большие глаза.

— А что, проводили?

И вот так всегда. У нее даже тон меняется — все под вопросом, все вызывает сомнение. Хочет знать, о чем мы разговариваем. Я рассказываю, ничего не скрываю. Прошлым вечером мы несколько часов занимались тем, что сравнивали концертные версии песни «Way It Goes» от «Hippo Campus» ^[22].

— Нет, — говорит она. — О чем вы говорите?

Я понимаю, чего хочет подруга, потому что и сама хочу того же. Ей нужны детали, то, что доверяют лучшему другу, его кошмары, то, о чем не пишут в газетах. Но мне нечего ей предложить, и слова, которые я произношу, отзываются болью во мне самой.

— Об этом мы пока не говорим.

Я отвожу глаза. Знаю, это, конечно, странно, что Джон не рассказывает о случившемся. Он как будто постоянно пытается доказать, что с ним все в порядке, что он — нормальный. Мы говорим обо мне, о моих занятиях, о его убежденности в том, что нет ничего выше концерта «Hippo Campus» в «Вэллибар» в Финиксе, Аризона, 7 мая, 2016 года. Но о себе Джон не рассказывает.

— Это облом, — говорит Ноэль. — Ты кинула Кэррига, но даже не видишься с Джоном. Не понимаю я этот синдром придверного коврика.

Меня такое определение задевает.

— Я не половичок.

— Нет? Тогда почему Джон сейчас не здесь? Разве не странно, что ты совсем его не видишь?

Нет в жизни моментов хуже, чем те, когда ты и знаешь, и не знаешь. День за днем я прошу его прийти на телемарафон «Бывает и хуже», но он отказывается и раз за разом заводит одну и ту же песню, увещевая меня прочитать ту книжку, «Ужас Данвича». Я не спрашиваю, почему он не хочет даже просто прогуляться со мной. Наши отношения всегда держались на том, что мы понимали друг друга без слов и объяснений. Я не хочу его понукать. Говорить с Ноэль о Джоне мне тоже не хочется, и я обрываю ее словами, которые уже не могу взять обратно.

— Думаю, с твоим кавалером тоже не все просто.

Получается гадко и недостойно. Обычно в таких случаях Ноэль берет телефон и теребит волосы. Сейчас — молчание. Знаю, что надо бы извиниться, сказать, что она права, что да, его нежелание видеться изводит меня. Но оттого, что ты признаешь и назовешь вслух то, что разбивает тебе сердце, легче не станет. Я просто твержу себе, что вот завтра он появится и что завтра же я буду рассказывать Ноэль о нашем первом поцелуе и все будет в порядке.