Пятерка - Роберт МакКаммон Страница 10

Ариэль была хорошенькая — в староанглийском стиле. Или в ирландском — россыпь веснушек на носу и сливочная бледность кожи наводили на мысль о стране, в честь которой названо зеленое мыло. И пахла она хорошо, этого не отнимешь. Чуть заметный аромат жимолости, когда она проходит мимо или рядом работает. У каждого, конечно, свой запах. От Берк, например, разит упрямством.

Но что особо выделялось у Ариэль Коллиер — не считая того, что она уделает Кочевника на акустической гитаре как хочет, и он это знает, и того, что голос у нее — красивая меццо-сопрановая тесситура (по ее словам, она узнала это, когда родители оплатили ей курс обучения оперному вокалу), — это глаза, которые меняют цвет. В зависимости от освещения и от эмоций они могут меняться от серых до темно-сизых или поблескивать сапфировой синевой, а иногда светиться зеленью морских мелей, где рифы почти под самой поверхностью. Он знал, что в семье она была младшей и любимой, у нее есть старшие брат и сестра — когда-то юрист корпорации в Бостоне, теперь агент в фирме брокеража яхт в Форт-Лодердейле. Отец — из высших руководителей инвестиционной компании. Мать занимается недвижимостью. В этой семье Ариэль была деточкой, но с трудностями — прелестями? — жизни бродячего музыканта она знакома не по-детски. Нил Тэпли — руководитель той группы, в которой она была до «The Five», — вел машину по двухполосной дороге к югу от Остина и влетел в заросли деревьев, как сообщила потом полиция, на скорости сто тринадцать миль в час. Это удивило тех, кто знал Нила и его группу «The Blessed Hours», потому что Нил — парень нормальный, если не считать пары нехороших моментов вроде крэка и ростовщиков с Третьей улицы, и никто себе представить не мог, чтобы его старый драндулет «вольво» выдал больше шестидесяти.

Потрясающий был гитарист Нил. Еще один мир сгорел в пламени.

— Ага, — ответил Кочевник. — Надо с чего-то начать.

Но он не был уверен, что они смогут, и сам слышал эту неуверенность. И не был уверен, что идея хороша, если подумать. В чем смысл-то? Но заставить всех думать над новой темой — значило дать задание, на котором можно сосредоточиться, и подтолкнуть к тому, чего они никогда не делали: сложить песню, где слова придуманы всеми, даже теми, кто считал, будто не умеет писать. Это может облегчить мучительное чувство разобщенности, раздирающее группу. И еще одно: в самой глубине души Кочевник надеялся — такая песня будет свидетельством, что «The Five» может выстоять в самый тяжелый час, и Терри решит остаться, и Джордж может найти в себе поэта, каким бы плохим этот поэт ни был, и решить, что он тоже не готов уходить.

Может быть, может статься, может оказаться, если только, при условии…

А, мать твою!

— Дорогу, ребята! — скомандовал техник-латинос.

Кочевник и Ариэль посторонились и пропустили его с бухтой ярко-оранжевого кабеля, банкой краски фирмы «Шеврин-Вильямс» и кистью.

— Вроде поздновато эту помойку отделывать, — заметил Кочевник, но техник даже головы не повернул, и тьма поглотила его.

Кочевник вошел внутрь следом за Ариэль. Перешагнув порог, снял темные очки. Здесь, в прямоугольном зале с бетонным грязным полом, воздух был как в духовке, а на стенах, пестреющих от пробитых — или простреленных дыр, потому что похоже, будто здесь поработали пистолеты, — тесно от напыленных граффити банд. Мебель отсутствовала. С потолка к полу свешивалась здоровенная труба, как хрен гигантского робота. Будто для акцентировки образа — прилипшие к полу использованные презервативы. В левом углу находился переполненный мусорный ящик, сверху на груде мусора валялась коробка из-под «Шипли донатс». Отличная комбинация, подумал Кочевник. Сперва отвязная молодежь позанималась сексом, потом подняла сахар крови пончиками и закончила пистолетной оргией.

Справа на полу стоял на ручной тележке портативный генератор «Хонда». Один из самых тихих, мурлычущий, как кот, которого за ухом чешут. От него змеились по полу оранжевые и желтые кабели, которые уходили в другую дверь, расположенную в глубине здания чуть направо.

Из темноты вынырнул Джордж:

— Парни, сюда.

Они вошли в дверь, стараясь не споткнуться о кабели. Эта комната была поменьше размером, но загажена так же. Остальные были уже здесь. У Кочевника зарябило в глазах: снова граффити и пулевые дыры, местами вмятины, будто в сухую штукатурку врезались мачете. В пулевые пробоины в крыше струился солнечный свет, задняя стена, выжженная огнем, сверкала черным блеском. Над ней был приколот большой чистый американский флаг, по всему полу — бычки от сигарет, раздавленные банки из-под пива и прочий мусор, только кое-где расчищено место под штативы для прожекторов, питаемых генератором. Техник подключал принесенный кабель к пластиковому вентилятору в половину человеческого роста, а второй молодой парнишка с каштановой бородой и страдальческим выражением лица, открыв банку с краской, наводил символы банд ярко-красным. На полу стояли две профессиональные видеокамеры со светом и микрофонами, каждая изолирована от мерзости запустения желтой холщовой сумкой с эмблемой «Дельгадо кейбл».

— Давайте побыстрее все сделаем, — сказал человек, повернувший ручку вентилятора в положение «быстро». На смуглой толстой руке сверкнули три перстня с бриллиантами. Струю он направил себе в лицо. — Ни хрена себе теплынь, а?

Ему никто не ответил, и он, глянув из-под полей черной ковбойской шляпы, осмотрел всех, кроме Джорджа, который стоял рядом.

— Я Феликс Гого, — сообщил он. — Но вы же это и так знаете? Видали мою передачу? Видали, конечно, — ответил он сам на свой вопрос. — Кто не видал? Я вам могу назвать цифры, неделю за неделей. Все время они растут. Эти бедолаги спать не могут, тревожатся, аж ручки трясутся. А меня посмотрят — и счастливы. Он усмехнулся, полыхнув белыми зубами — мечта дантиста. — А ну, amigos! ^[4] Сами-то ведь тоже счастливы сейчас?

Счастье, подумала Берк, для разных людей разное. Она увидела блеск его глаз и прочла в них какое-то резкое осуждение. Он отвел глаза, а Берк уставилась на американский флаг на облизанной огнем стене и подумала, чьего же это бога они так оскорбили, что он им устроил такое счастье — сюда привез.

Феликс Гого (которого на самом деле, если верить Эшваттхаме Валлампати, звали Феликс Гоганазаига), один из крупнейших дилеров «Тойоты» в центральном Техасе и столице штата, воображающий себя Диком Кларком — нет, лучше Райаном Сикрестом — в вечерних шоу кабельного телевидения Техаса и его столицы, — о фотошопе знал не понаслышке. Он оказался вдвое шире, чем на биллбордах. Черное его никак не стройнило — слишком он любил энчилады. Было ему чуть за пятьдесят, и он щеголял густыми серебряными бакенбардами и такими же серебряными усами. Помимо черной ковбойской шляпы, на нем были еще черный смокинг, черная гофрированная рубашка и черный галстук, заколотый треугольной топазовой булавкой. На правом лацкане смокинга — значок с американским флагом. Сверху он был вполне готов к съемке, а нижняя половина была вполне по-домашнему: джинсовые шорты, серые носки до щиколоток и пара дорогих кроссовок «найк». Ноги слишком тощие для такого массивного парня, отметил Майк. А пузо у Гого было как колесо приличного трактора.