Вирус родной крови (формула предательства) - Михаил Самарский Страница 9

– Через пятнадцать минут.

– Были пробки? – прищурившись, спросила сыщик.

– Нет, в это время в центре пробок ещё не бывает.

– Тогда мне, Семён Абрамович, не понятно, почему вы ехали от дома к месту работы пятнадцать минут? Ведь Брызгалов живёт в десяти минутах ходьбы от мэрии. Что вы на это скажете?

– Ай, точно, – Порывай хлопнул ладонью себя по лбу. – Извините, я совсем забыл… Точно, как же я так… Вот чёрт…

– Что вы забыли? – вздёрнула брови Рюмина.

– Честное слово, я забыл. Я не нарочно… У Фёдора Степановича закончились сигареты, мы останавливались у магазина, что на Большой Никитской улице. Он открывается в восемь утра…

– Вот видите, – Рюмина укоризненно покачала головой. – А говорите, рассказывали уже коллегам. Однако при первом опросе вы не упомянули о том, что останавливались у магазина…

– Прошу прощения, Оксана Владимировна, ради бога, простите, я просто запамятовал, извините… Да и в принципе, разве это имеет какое-то значение? Ну, вышел человек, купил сигареты…

– Для нас, Семён Абрамович, – перебила Рюмина, – любая мелочь имеет значение. Как я понимаю, вы не сами покупали ему сигареты?

– Нет… В смысле, я часто это делал, когда была необходимость, но в тот день, Фёдор Степанович сам пошёл в магазин.

– Почему?

– Не знаю, – замотал головой Порывай.

– Он часто сам ходил в магазин?

– Не часто, но иногда ходил сам.

– А чем это было вызвано? Как вы можете объяснить?

– Не знаю, может, я и заблуждаюсь, но, как я думаю, это обычно происходило тогда, когда у шефа… то есть у Фёдора Степановича было плохое настроение.

– Значит, в то утро Брызгалов был чем-то расстроен? – Уточнила Рюмина. – Правильно я вас понимаю?

– Можно и так сказать, – подтвердил Порывай. – Но это лишь мои предположения. Я не могу точно…

– А вы не заметили, он ни с кем не встречался? – перебила Рюмина. – К нему никто не подходил?

– Нет-нет, ни с кем! Просто зашёл в магазин, купил сигареты и вернулся в машину.

– Сколько минут он пробыл в магазине?

– От силы минут пять-шесть…

– Дальше, Семён Абрамович. Что было дальше?

– Он закурил уже в машине, ехали молча. Возле мэрии вышел и отправился к себе в кабинет. Вернулся в машину в 09:20 и мы поехали на объект. За нами ехали ещё две машины с сотрудниками мэрии. В 09:45 прибыли на стройку.

– Кто ещё с вами ехал в автомобиле?

– Никто… Мы вдвоём.

– А его помощник, Иван Захарович Бурцев?

– Нет, он ехал в другой машине.

– Можете вспомнить, с кем и о чём говорил по телефону Фёдор Степанович? – спросила Рюмина.

Порывай почесал затылок и задумался.

– Вы знаете, Оксана Владимировна, – ответил спустя полминуты мужчина, – с кем он говорил, я не могу знать, поскольку имён и фамилий он не называл, а вот о чём.., – Порывай снова задумался. Оксана Владимировна терпеливо ждала. – …тема была какой-то странной, – продолжил Порывай.

– В чём эта странность заключалась, – оживилась Рогожкина.

– Понимаете, я никогда не слышал, чтобы Фёдор Степанович говорил о картинах каких-то, об искусстве… А в этот раз он спрашивал у кого-то сколько стоит картина…

– Название не помните?

– Нет, не помню, вернее, он не произносил название, но спрашивал: не подделка ли? И просил своего собеседника тщательно проверить, что-то вроде, «смотри, чтобы не влипли с этой картиной…»

– Что ещё вы слышали?

– Так, отрывки, он же сидит всегда на заднем сиденье. Но точно помню, как он кому-то сказал: «Подсунешь подделку, три шкуры спущу…»

– А суммы какие-то звучали?

– Конкретная сумма не называлась, но Фёдор Сепанович просил поторговаться и сбросить «сотку».

– Сотку чего? – удивилась Рюмина.

– Честное слово, Оксана Владимировна, – Порывай ударил себя в грудь кулаком, – я не знаю.

– А почему вы при первом собеседовании ничего об этом не говорили? – нахмурившись, спросила Рюмина.

– Поймите меня правильно, Оксана Владимировна, – Порывай тщательно раздавил окурок о дно пепельницы, – я же всё-таки водитель-персональщик. Мало ли чего услышал, увидел… В общем, откуда я знал, что Фёдор Степанович пропадёт так надолго. А вдруг бы вечером появился, а я тут всю подноготную разболтал… Некрасиво ведь…

– Значит, вы были уверены, что Брызгалов вернётся? – спросила Рюмина.

– Да я и сейчас в этом уверен, – заморгал Порывай.

– Почему? Он что, раньше уже исчезал? – Сыщик пристально посмотрела на водителя.

– Нет, это впервые произошло… Но…

– Продолжайте, продолжайте, Семён Абрамович, не останавливайтесь, – предложила Рюмина.

– В общем, как-то с месяц назад Фёдор Степанович немного подвыпил на какой-то там презентации и, возвращаясь поздно вечером домой, сказал мне: «Эх, Сёма, махнуть бы куда-нибудь на Багамы, чтобы недельки две-три никого не видеть и не слышать…»

– Что ещё он говорил в тот вечер?

– Да так, в общем-то, ничего. Говорил, что устал от всего, дескать, хочется отдохнуть… Он быстро уснул, я разбудил его уже у самого подъезда.

– А потом, в другие дни, он не затрагивал больше эту тему?

– Нет, это было единственный раз. Вообще, в машине он молчун. Редко со мной говорил. В основном отдавал распоряжения.

– Так, – Рюмина встала из-за стола и выключила диктофон, – спасибо, Семён Абрамович, но нам, видимо, всё-таки придётся с вами встречаться ещё не раз. Так что смиритесь с этим.

– Да я уже понял, – ухмыльнулся Порывай. – Что теперь поделаешь, надо, так надо…

10

Семён Абрамович Порывай работал у Брызгалова без малого десять лет. Для персонального водителя – это немалый срок. Обычно за это время человек подобной профессии волей-неволей узнаёт о своём начальнике всю подноготную. Раньше этим небезуспешно пользовались сотрудники НКВД, с пристрастием допрашивая персональных водителей руководителей разного уровня. Впрочем, некоторые водители и без допроса докладывали о каждом шаге своего шефа. Речь о тех, кого нарочно внедряли в ближайшее окружение подозреваемого.

Сегодня времена изменились, многие методы получения информации устарели и стали абсолютно неприемлемыми, однако и без грубости, и без костоломства грамотный сотрудник уголовного розыска добудет всё, что поможет в раскрытии преступления или какого-то происшествия. Во время беседы, опроса, допроса, очной ставки опытный сыщик внимательно наблюдает за жестами собеседника, его мимикой, интонацией и тут же выстраивает в голове поведенческие формулы подозреваемого или свидетеля. Если человек говорит неправду, как бы он ни старался, скрыть волнение за безмятежной улыбкой, разными шутками, удивлением, всё равно ложь каким-то образом проявится в так называемой «плохой игре актёра». Это может быть полнейшее несоответствие, допустим, жеста и мимики, интонации и громкости произнесённого ответа, ни к месту улыбочек, вздохов и тому подобное. Лицо, шею, подбородок, ухо, макушку неискренние собеседники научились во время беседы не трогать руками. Сегодня чуть ли и не в каждом современном детективе имеется очень распространённый штамп, объясняющий все эти потирания, почёсывания, поглаживания, как жесты «лжеца». В большинстве случаев это действительно так, но нельзя только на этих жестах строить версии, поскольку жесты могут быть следствием привычки или каких-то комплексов, не имеющих никакого отношения к неправде.