Принц Вест-Эндский - Алан Ислер

Последние несколько недель были для меня нелегкими. После шестидесятилетнего отсутствия в мою жизнь снова вторглась Магда Дамрош, и мой организм в смятении. Пропал сон, и донимают запоры. Забавно, что раскрепощение психического механизма сопровождается заторами в физическом. И, конечно, головные боли — два острия позади висков, сходящиеся в основании черепа. Впрочем, причин для тревоги нет. От нехватки аспирина и слабительных в «Эмме Лазарус» не умрешь. Не зря Бенно Гамбургер назвал наш дом «Клизмой Лазаря». Эта шутка все еще в ходу. Без сомнения, он у нас главный специалист по копрологическому юмору, энтузиаст клоаки.

Но, боже мой, что это за начало для рассказа! И вообще, что за разговор? Мне стыдно. Прежде всего надо сказать, кто я такой. Меня зовут Отто Корнер. Отказ от двух точек над «о"( В Германии его фамилия писалась: Kеrner) был моей первой уступкой Америке. Вчера, 13 сентября 1978 года, в упомянутой „Эмме Лазарус“, доме престарелых на Вест-Энд авеню на Манхэттене, я отпраздновал свой восемьдесят третий день рождения. Впоследствии вы найдете меня к югу от Минеолы, штат Лонг-Айленд, где я обрету постоянный подземный приют.

Там покоится уже несколько моих друзей. Не далее как на прошлой неделе похоронную процессию возглавил Адольф Синсхаймер. Он готовился к роли Гамлета. (Да, у нас тут есть свое маленькое театральное общество. Вероятно, ничего выдающегося, по строгим меркам Бродвея, но вполне пристойное.) Адольф единственный из нас мог похвастаться некоторым профессиональным опытом. По причинам, ныне похороненным вместе с ним, в 1930 году он попал в Голливуд и, как это ни удивительно, был ненадолго занят в роли руританского солдата в фильме «Пленник Зенды». Правда, это было его единственным публичным приношением на алтарь Фесписа, но таковы капризы славы, что благодаря случаю он приобрел некое целлулоидное и оптическое бессмертие. Он всегда растроганно вспоминал Рональда Колмана, замечательного английского актера, и в годовщину его смерти надевал черную нарукавную повязку. Однако Синсхаймера больше нет, и было бы низостью сомневаться в дружбе его с тем, кого он называл «милым Ронни». Судя по всему, Адольф подавился куском сахара, который прятал у себя в комнате на случай ночного голодного приступа, — он стал багровым и умер, не успев позвать на помощь. Таким образом, можно сказать, что Синсхаймер, первым среди нас получивший немую роль, узнал наконец, насколько сладостна смерть.

Однако тема моя — не любительский театр, а искусство или, вернее, антиискусство — короче говоря, Дада. Я хочу внести ясность в эту историю. Шестьдесят лет я хранил истину как личную собственность — из жадности или скромности, мне трудно сказать. Но снова появилась Магда Дамрош, и правда должна быть высказана: Она просится наружу. Если в результате моя роль на мировой сцене покажется раздутой, пусть будет так.

Между прочим, могу сказать, что в «Гамлете» мне дали роль призрака. В этом есть ирония — если только вы сможете ее уловить. В «Эмме Лазарус» мы ставим только классиков. Конечно, нам надо сделать скидку. В прошлом сезоне, например, нашей Джульетте было 83 года, а нашему Ромео — 78. Но если воображение в вас еще живо, это был колоссальный, блестящий спектакль. Правда, на премьере, убивая Тибальда, Ромео упал сам и его пришлось унести со сцены на носилках. Теперь ищите его в Минеоле.

Итак, мы потеряли нашего Гамлета. Наша маленькая труппа в расстройстве. Сегодня в конце дня мы должны собраться и обсудить положение. Но уже образуются клики. Не представляете себе, какой переполох поднялся на нашей голубятне. Кое-кто предлагает закрыть постановку — из уважения к памяти. Другие говорят, что если бы это была комедия, то — да, закрыть, несомненно; но поскольку это трагедия… Тоска Давидович, наша Офелия, наотрез отказывается играть с Фредди Блумом, дублером Синсхаймера, утверждая, что у него нет «сценических данных», а кроме того, у него так пахнет изо рта, что она забудет свои реплики. На самом деле, ни для кого не секрет, что Блум ухаживал за ней, завоевал ее и бросил, все — на протяжении одной бурной недели. Давидович нашла союзницу в лице нашей Гертруды — Лотти Грабшайдт, еще одной жертвы Блума. Что до меня, я на подобные детские ссоры взираю равнодушно. В принципе я считаю, что «представление должно продолжаться, несмотря ни на что», но и не слишком огорчусь, если его отменят. Синсхаймер — причина всей бури, — нечего и говорить, тем более равнодушен. Я же помалкиваю. Но на собрании труппы намерен сообщить, что я уже выучил роль принца и, если мне ее предложат, конечно соглашусь. В таком случае Блум может стать Озриком, а Гамбургер, вместо Озрика, сыграет призрака. Посмотрим. «Готовность — это все».

По причинам, анализировать которые я не готов, мне трудно писать о Магде. Позвольте заметить лишь, что за шестьдесят лет Магда Дамрош чудесным образом не постарела ни на единый седой волос. Она выглядит в точности так, как выглядела — нестерпимо прекрасной, — когда я в последний раз увидел ее в Цюрихе в 1917 году. Та же воздушная грация, тот же насмешливый наклон головы. Даже сегодня ее улыбка, чуть поднятая левая бровь шлют стрелы прямо в сердце. Что она здесь делает? Тристан Тцара говорил — не совсем в шутку, — что она шпионка Франца Иосифа. Но император давно умер. А в «Эмме Лазарус» секретом может быть разве что консистенция стула.

Она поступила на работу месяц назад — физиотерапевтом. Знакомиться с больными ее повел доктор Коминс, еще больший дурак, чем кажется. У нас шла репетиция. Бедный Синсхаймер — еще не обитатель Минеолы — как раз схватил Тоску Давидович за пухлое запястье и с тяжеловесным сарказмом произнес: «Помяни мои грехи в своих молитвах, нимфа» . Сарказм его, надо заметить, объяснялся не тем, что мадам Давидович 82 года, что на ней была серая фуфайка с Микки-Маусом и большие розовые бигуди и что на весах она тянет 79 килограммов, а подбородок ее стремится вверх навстречу хищно нацелившемуся вниз носу. И не тем объяснялся сарказм, что в этой реплике он усмотрел каламбурный намек на свою фамилию, начинающуюся с Sin, то есть с греха. Нет, причиной сарказма было то, что Синсхаймер считал Офелию шлюхой. Его концепция, не могу не признать, была вполне убедительной. На читках он детально обосновывал ее текстами и, в духе Станиславского, анализом скрытых мотивов. Дополнительную пикантность сцене придавало то, что Давидович пользовалась в доме вполне определенной репутацией.

Так или иначе, после этой реплики он с ухмылкой отвернулся от Офелии и увидел поднимавшегося на сцену д-ра Коминса с Магдой Дамрош на буксире. Синсхаймер был не из тех, кто лезет за словом в карман. «Нет… тут магнит попритягательней», — сказал он и, не выходя из образа, царственно повел рукой в сторону Магды.