Кукушкины слёзки - София Привис-Никитина Страница 8

– Я всё понял, папа, давай не будем больше об этом! – попросил Каромо. Красивый, большой, добрый, окончательно побеждённый и сломленный гигант.

Гигант Каромо сдался быстро, но битва шла жестокая, правда, недолго. Папины миллионы и неограниченные возможности сделали своё дело. Тут не было никаких политических или расовых предрассудков.

Всё упиралось в деньги и возможный урон интересам семьи. Папа доходчиво объяснил сыну, что вернуться в страну советов за невестой он может только в банановой юбке и с копьём.

Каромо по ночам грыз подушку, вспоминая свою Лялю, и так измучался, что готов был принять изгнание и нищету, но папа был человеком мудрым. По его же собственным словам, ему ничего не стоило объявить недееспособным сына, который отказывается от миллионов только лишь для того, чтобы иметь возможность жить в дикой несвободной занесённой снегом стране и обнимать по ночам обыкновенную девушку, которых здесь можно иметь пачками, не выходя из дома.

У папы были свои меркантильные планы на красивого и образованного сына.

А сын хотел всё поломать и податься в маргиналы. Но папа не даст сыну погибнуть, он излечит его от иллюзий, пусть жестоко, но спасёт!

Уже много лет глава семейства Балла мечтал слить две могущественные компании в одну, женив сына на дочери друга, владевшего империей запахов. Компания друга производила духи, туалетную воду, и тончайшее женское нижнее бельё. То есть, объединившись, они создадут сильнейшую монополию.

Производство и продажа будут спаяны одной семьёй. Тогда миллионы быстро станут миллиардами. И всё это похерить из-за какой-то девчонки, у которой и имени-то нормального не было. Действительно, что это за имя: Ля-ля? Не имя, а двойная нотка из октавы!

А тут Жозефина, большая уютная, несущая золотые яйца. Неслыханное приданое, покорные коровьи глаза и такие обширные формы, что о наличии многочисленных наследников даже не стоит волноваться!

После звонка сокурсника Каромо ходил сам не свой. Там, в далёкой стране страдала в бесплодных ожиданиях его единственная любовь – Лялечка.

Что-то там ещё случилось важное и серьёзное, но договорить, вернее, дослушать Каромо не успел. В комнату вошёл папа, а вместе с ним вполз животный страх.

Каромо не боялся остаться без наследства, не боялся трудной и скромной жизни в Советском Союзе. Боялся он совсем другого. Он боялся быть объявленным недееспособным, а вернее сказать: сумасшедшим.

При упоминании о психологической экспертизе, без которой отец не соглашался выпустить его из Парижа, в голове Каромо вспыхивали страшные картины из жизни обитателей Отеля-Дьё. Эти картинки он с ужасом рассматривал в детстве, прижимаясь к плечу сестры.

Брат и сестра были всей душой на стороне Каромо, но рот никто не открывал. Над всей семьёй простиралась всемогущая длань старого Диего Балла. А Диего нужен был только Каромо и никто другой. Огромный Каромо с его неповторимой грацией, обезоруживающим обаянием и дипломом юриста.

Сейчас Каромо нужно было любыми путями уйти из дома и попытаться дозвониться до Ляли ещё раз. Он уже пытался один раз дозвониться до Ляли, но трубку взяла Александра Яковлевна.

Она сообщила, что Ляли нет, она ушла в кино то ли с Петей, то ли с Васей. Ни одному её слову умный Каромо не поверил, оставил телефон сестры и сказал, что будет ждать звонка весь вечер ближайшей пятницы. Звонка, конечно, он не дождался, на что и надеялся слабо. Что из себя представляет его возможная тёща он понял ещё в день знакомства.

Из дома помогла выбраться любимая сестрёнка. Она просто позвонила узнать, как дела. Габи была постоянно за кем-нибудь замужем и жила отдельным домом. Приходила в гости, а так большей частью позванивала.

Она сразу по полунамёкам Каромо поняла, что его срочно, как редиску из грядки надо выдернуть из дома. Причина нашлась, Каромо с благословения папы сел в спортивный автомобиль и поехал в апартаменты сестры.

Трубку сразу, как по волшебству, сняла Ляля. Долгожданный телефонный разговор получился каким-то скомканным и куцым.

Ляля заладила, как заведённая: – Каромо! Когда ты приедешь? Каромо! Я жду тебя, когда ты приедешь?

Каромо обещал быть в конце сентября. Почему Ляля не сказала ему о своей беременности, объяснить она не могла даже самой себе. То есть получилось, что камбоджиец рассказать об этом не успел, вернее Каромо, испугавшись появления отца, не дослушал главные новости. А Ляля просто не сказала.

– Ляля! Лялечка! Я тебя люблю! Жди меня! Я приеду к концу зентября! Не Волнуйзя и ничего не бойзя! Жди меня!

Ляля положила трубку на рычаг и обернулась. За спиной стояла мама, вытянув рот в узкую полоску.

– Ну, ты Ляля и дура! Нужна ты ему как прошлогодний снег! У него там свои Жозефины найдутся! – И как в воду глядела.

Буйного и решительного Каромо деликатно скрутили прямо в вестибюле аэропорта «Орли» и доставили в Парижский центр неврозов, где он провалялся три недели, и откуда вышел полностью укрощённый.

Больше Каромо Ляле не звонил, а она ждала.

Уже прошелестел ржавой листвой октябрь, перелистнув дату их торжественного бракосочетания, уже ноябрь уплывал в зиму, А Ляля стояла на распутье с круглеющим животом.

Сидя ночами в постели без сна, Ляля бросалась мыслями в разные стороны. Скоро уже невозможно будет скрывать своё положение от семьи. Бабушка постоянно забывала на ней свои вопрошающие глаза.

Мама ещё не заметила изменений во внешности и фигуре Ляли лишь потому, что была занята собой, интенсивно выписывая себе бонусы в виде молоденьких аспирантов за безупречную двадцатилетнюю супружескую жизнь с мужем.

Александра Яковлевна постоянно отпускала в адрес дочери колкие шуточки, давала унизительные советы, пока в одно прекрасное утро как-то вмиг не увидела, что её дочь безвозвратно беременна. У Александры Яковлевны было чувство, что её опустили в кипяток.

– Лялька! Сучка! Ты же беременная! Ты что это удумала, сволочь? Ты что собираешься мне в дом принести черномазое отродье?

Ляля сжалась в комочек. Но к ней уже подлетела мама, сбила с ног, и началось избиение в буквальном смысле этого слова. Ляля каталась по полу и только прикрывала руками живот.

А мама, её прекрасноликая мама, пинала её, метя породистой ногой прямо в живот. На звук борьбы выскочил папа. От увиденной картины рыжие его волосы встали дыбом и закрутились в гневную спираль.

Папа молча и с ненавистью оттащил от дочери жену и бесцеремонными пинками затолкал её в спальню, провернул ключ и обернулся в растерянности и недоумении к Ляле.

– Что же ты наделала, доця? Что теперь с нами со всеми будет? Как ты могла? Как ты могла? – не мог успокоиться папа.

На шум прибежала их кухни бабушка. Она плакала и кричала:

– Оставьте рэбёнка в покое! Дайте нам место, где жить и мы уйдём! Нам не нужны такие сволочные родители! Живите без нас! Нам от вас ничего не надо! Почему вы хотите убить свою дочь? Что вы за люди?