Прощай, цирк - Чон Унён

На арене выступала группа мальчишек: они на бегу жонглировали мечами и перебрасывали их друг другу. Все они как один были ловкими, невысокого роста. Мечи одновременно взмывали вверх, едва не сталкиваясь в воздухе, но все-таки пролетая мимо, и, словно намагниченное железо, плотно прилипали к рукам мальчиков. Каждый раз, когда клинки взлетали, в воздухе раздавался чистый звук китайского гонга, напоминавшего мне корейский гонг квэнгвари, который делали из меди или латуни. Что до мальчишек, то, по мне, их стайка смахивала на шайку малолетних преступников.

Скрестив руки на груди, я смотрел на арену. Я заранее настроился поумерить свои восторги, пусть даже зрелище оказалось бы действительно захватывающим. Виртуозное искусство китайских акробатов, их удивительная гибкость вызывали у меня лишь чувство жалости. Я понимал, что в цирке опасность воспринимается как дело само собой разумеющееся. Именно в цирке после долгих и упорных тренировок артисты демонстрируют нам пределы физических возможностей человека. Поэтому, находясь здесь, я испытывал не восхищение, а сострадание.

Пока я был погружен в размышления, мальчики на арене встали таким образом, что из их стройных фигур образовалась настоящая человеческая башня. В завершение номера они повторили трюк с перебрасыванием клинков; когда они закончили, разразился шквал аплодисментов. В каждой руке мальчишки держали по три меча: по команде они вскинули их вверх и отправили в полет в разные стороны. Когда звуки гонга стихли, юные циркачи одновременно сделали сальто и слаженно приземлились. Их руки ловко подхватывали брошенные мечи, которые в точно рассчитанное время падали обратно. Почти все клинки вернулись к акробатам, только один со звонким лязганьем упал на арену. Несмотря на неверную траекторию, он не причинил никому вреда — но в зрительских рядах все равно возбужденно зашумели. Вот бы он слегка задел кого-нибудь так, чтобы выступила кровь, подумал я. Артисты, словно желая успокоить зрителей, резво убежали за кулисы, не забыв выполнить напоследок еще несколько прыжков.

У меня улучшилось настроение. Ошибки циркачей действуют на меня сильнее, чем самые поразительные трюки. Я думаю, что люди, пришедшие в цирк, как правило, в душе ждут, что любой артист рано или поздно оступится. Возможно, втайне они даже желают не просто стать свидетелями фантастического успеха исполнителей, а посмотреть на их промахи. Я думаю, по этой же причине чем труднее и замысловатее трюк, тем в большее возбуждение приходят зрители. Ведь только цирк, представляющий опасность для жизни, — это настоящий цирк.

После того как мальчишки исчезли за кулисами, на арену выбежала группа девочек. Они сразу принялись жонглировать, подхватывая руками и ногами самые разные предметы: коврик, стул и даже огромный кувшин. Я закрыл глаза. Однако даже с опущенными веками я по-прежнему видел, как в воздухе кувыркается огромный кувшин. Я начал колдовать над картинкой, словно выжженной на сетчатке моих глаз. Тарелка и кувшин, секунду назад вращавшиеся, разлетелись на мелкие кусочки.

Внезапно горло пронзило болью. Секунду спустя она передавалась каждой клеточке моего тела. Вздрогнув, как от испуга, я посмотрел на брата, сидящего рядом. Он замер с открытым ртом, целиком поглощенный происходящим на арене. Мои глаза отыскали шрам, четко выделявшийся на его шее.

— Здорово, правда? — прошептал брат, наклонившись так, что его губы почти прижимались к моему уху.

Его голос был очень слабым и каким-то свистящим, как если бы у него внутри сидел воздушный шар, из которого периодически вырывался воздух. Но стоило брату заговорить немного громче, как из его горла начинал раздаваться громкий скрипучий звук, будто кто-то орудовал ножовкой. Поэтому, чтобы что-то сказать, брат всегда наклонялся к уху собеседника, но и это редко давало положительный результат. Когда люди слышали его речь, они обыкновенно недоуменно хмурили брови, а у него самого каждый раз краснело лицо, как у девушки, которую заставили публично поделиться своими секретами.

Способность выделять человеческий голос из этого дребезжащего металлического визга была лишь у меня. Собственно, эта способность и была причиной, по которой мне пришлось отправиться с братом в Китай, чтобы найти для него невесту. Конечно, я не мог всю жизнь заменять брату голос, но в моих силах было помочь ему подыскать жену. За четыре дня мы рассчитывали встретиться с шестью-семью девушками. Посещение цирка и экскурсия являлись приложением к поездке.

— Интересно, правда? — снова спросил меня брат.

— Да, интересно. — Я тоже ответил шепотом.

За то время, пока освещение на арене то гасло, то вспыхивало, в ее центр, с потолка до самого пола, опустилось длинное зеленое полотно. Оно слегка колыхалось, было таким легким, невесомым, что, казалось, могло взлететь от одного лишь человеческого дыхания. На полу, в центре арены, лежал кокон из ткани светло-зеленого цвета; из-за незначительного размера он выглядел скорее продолжением полотна, чем отдельным предметом.

Подул ветер, по зеленому полотну стали разбегаться мягкие волны. Вместе с порывами ветра до нас донесся тихий звук флейты. Ее звук вдохнул жизнь в комок свернутой ткани. Сначала из него появились изящные руки и ноги, словно проклюнулись свежие почки на дереве, затем маленькая головка, и вот кокон превратился в девочку. Светло-зеленый костюм, плотно облегавший ее тело, был гладким как шелк и сверкал на свету.

Девочка начала подниматься к куполу, наматывая полотно на обе лодыжки. Плотно натянутый зеленый материал походил на восходящую к звездам лестницу. Священную лестницу из эфира, по которой могут шествовать лишь жители небес. Девочка не спешила. Она очень медленно сворачивала и разворачивала, скручивала, обматывала полотно вокруг себя. Несмотря на невероятную плавность ее движений, в моих ушах стоял такой звон, будто на арене буйствовала вся труппа. Удерживаясь в воздухе на отрезах ткани, девочка привязала край полотна на одну ногу и, перевернувшись вниз головой, раскрыла руки. Сначала, закрепив полотно, она свернулась калачиком, словно плод какого-то растения, затем широко раскинула руки и ноги в разные стороны и обратила лицо в сторону арены — на такой высоте она казалось бабочкой, которая только что выбралась из куколки и расправила крылья.