Сара - Дж. Т. Лерой Страница 8

— Где эта чертова тачка? — заорал он, отталкивая спутницу в сторону, и зашатался, теряя равновесие.

Я снова смотрю на дверь. Сара затпла туда, как она сказала, в туалет. Уже заметно смеркалось.

— Ни с места, — предупредила она, и я за все это время ни разу не шелохнулся. Только смотрел на дверь, выжидая ее и попутно высматривая на дороге полицейских.

— Смотри, не показывайся никому на глаза — и прячься, если что.

Полицейские уже чуть было не засекли меня. Тогда мы остановились на обочине, и я заснул на заднем сиденье, а она впереди, откинув спинку кресла.

— Мадам, с вами все в порядке?

Она встрепенулась. Луч фонаря скользнул по одеялу. Я затаил дыхание — словно нырнул в глубокое озеро.

— Все в порядке, сэр, все в полном порядке.

— Прошу прощения, вынужден предупредить — стоянки на обочине воспрещены, и в машине отдых не рекомендуется. Может, вам нужна помощь, мадам? — Голос у него был вкрадчиво-услужлив, точно у мальчишек, прибегавших стричь газон перед домом «этих чертовых опекунов».

— Нет, нет, я просто остановилась по пути во Флориду… — Она побренчала ключами в зажигании.

— Мадам, впереди есть недорогой мотель…

— О, благодарю вас. Надеюсь, я его не пропущу. — Машина тронулась с места. — Спасибо, благодарю вас, сэр.

— Счастливого пути, мэм. Желаю благополучной поездки.

Автомобиль выехал на дорогу.

— Все в порядке, — махнула она рукой на прощанье, пробормотав сквозь зубы: — Скотина!

— Не спишь? — дернула она меня. — Я не сплю, и тебе нечего разлеживаться, — заявила она, стягивая одеяло.

Я осторожно поднял голову.

— Молодец, что не стал высовываться, а то бы они быстро тебя сцапали.

Дверца машины открылась, и я встрепенулся от громкого хохота.

— Что, не можешь подождать, пока доберемся?

— Такой расчудесный цветочек, как ты, надо поливать вовремя, а то завянет.

Я так и замер на заднем сиденье.

Когда они расселись, я чуть поднял голову. На водительском месте, где должна была сидеть она, торчала широкая ковбойская шляпа. В салоне разило привычным запахом дыма и пива.

— До тебя не так просто было добраться.

— Они как зайцы разбежались, когда ты купил мне «Джека» [1]и имбирное пиво.

— Еще бы, — хмыкнул он.

Темнота несущейся перед нами дороги затопила машину.

— Дай-ка заглянуть сюда, девонька.

— Для того ты и здесь.

Под их смех я заснул.

Дверной звонок на маленьком сером домишке засиял оранжевым маячком, точно глаз тыквы, с зажженной свечой внутри на подоконнике в Хэллоуин. В ответ раздался надрывно писклявый звонок.

— Проклятье, — громыхнул мужской голос за дверью.

Сверчки оборвали свою песнь, стоило мне выбраться из машины, но тут же, словно не видя с моей стороны никакой угрозы, подхватили еще громче. Я подошел к двери и позвонил еще раз.

— Кто там шастает! — рявкнул он без вопросительных интонаций.

— Я, — шепнул я, не совсем уверенно. Она ведь запретила называть свое имя.

— Сельма?

— Я.

Цикады снова замерли, вслушиваясь. Видимо, голос за дверью пугал их больше, чем мое присутствие.

— Да кто там, черт раздери?! «Я» дома сидит, а не шастает по ночам.

Я поскреб дверь, как это делала моя собачка, когда просилась домой.

Дверь резко распахнулась, и предо мной предстал совершенно голый человек — если не считать ковбойской шляпы, которой он прикрывал свое мужское достоинство. Из глубины дома смутно подмигивал телевизор.

— Ну что ты там застрял, Лютер… — лениво позвала она.

— Здесь какой-то ребенок, — бросил он за плечо. — Эй, ты мальчик или девочка? — Он потрепал меня по затылку. Я онемело уставился в дырку на макушке ковбойской шляпы, не издавая ни звука.

— Ребенок? А, черт! — услышал я ее голос и за ним шорох отброшенного одеяла.

— В чем дело? — спросил он, отступая, однако, в комнату.

Она просунулась в дверной проем, замотанная в простыню, точно привидение. Сердце у меня екнуло.

— Мама, — заговорил я, но осекся.

«Сара» — вот как она велела себя называть. «Я еще не настолько старая кляча, чтобы считаться мамашей, — вот разве что перед социальными работниками… тогда я мама. Уяснил?»

Но с тех пор как мы в бегах, преследуемые неумолимой рукой закона, устроившего на меня охоту, я не могу быть самим собой, и, значит, ее имени называть тоже нельзя — так что я, в конце концов, запутался, кто мы такие.

— Черт, совсем из головы вон!

— Какого хре… — Он уставился на нее.

— Перестань, Лютер, а то на всю жизнь с такой рожей останешься. — Она протиснулась за него и, схватив меня за руку, утянула в комнату. Почти все помещение занимала кровать со смятыми простынями и скатанными матрасами, задравшими свои полосатые арестантские бока.

— Это мой брат… Сижу с ним, нянчусь.

— Он что, все это время торчал в машине?

Комната пропахла потом и желудочными газами так, что щипало глаза.

— Нет, просто кто-то его забросил…

— Кто бы это мог быть? — Он хлопнул дверью. Всколыхнулся язычок пламени свечи. Он зажег свет в комнате. — Ну даешь, детка. Теперь еще какой-то ребенок… — Шляпа переместилась на голову, и теперь, совершенно голый, он отправился в ванную.

Я уставился взглядом в пол, застланный какой-то зеленой дерюгой. Дверь ванной захлопнулась.

— Он не будет обузой, — крикнула она ему вслед.

В ответ зашумела вода в унитазе. Она зашла в ванную, закрыв за собой дверь.

— Не беспокойся — я могу уехать отсюда с любым ковбоем. А ты… тоже мне — четырехлетний пацан отпугнул тебя от лучшей телки, какая тебе попадалась в жизни!

Я уставился на постер, приклеенный к двери в ванную: на нем девушка на коленях прильнула к животу мужчины. К тому, что я увидел под ковбойской шляпой.

Перебранка за дверью продолжалась. Я обвел взглядом комнату: на стенах оказались и другие постеры, у всех девушек были русые, как у Сары, волосы, и все они были раздеты догола.

Наконец она вышла, по-прежнему в простыне; он следовал сзади, накрутив на себя полотенце. В полном молчании он направился в крошечную кухоньку и распахнул дверцу холодильника. Она же, захватив с кровати несколько подушек и одеяло, отправилась в ванную.